И как это говорится, «в одно прекрасное утро» мы с Мишей Маргеловым сели в эту машину. Водителем у нас был местный, который на ООН работал. Поехали из Уиже в Луанду. Проехали четыреста километров в российской военной форме, со знаками различия, без всякого конвоя или сопровождения. Миша до этого тоже был на войне в Анголе, в 1988-1990 годах. Два таких миротворца… Сейчас, действительно, вспоминаешь все это и думаешь: ничего себе храбрецы, чем только думали! А пока мы ехали, ооновский старший ремонтник из Уиже доложил в Луанду, что «российский майор Ждаркин украл машину» (смеется)!
Когда мы приехали, в Луанде по этому поводу уже стоял шум и гам. Я сразу пошел к Толе Рябому, он уже был в курсе и тоже огорчился, что такой крик подняли. Сказал мне: иди к начальнику транспортной службы! А там начальником был финн, у которого я еще в первой ооновской командировке выбил машину, и даже две. Он оказался хорошим человеком. А еще я рассказал ему, что в детстве и юности жил в Выборге. Финны его до сих пор считают своим городом, называют Вийпури! Я ему еще сказал что-то по-фински, что с детских лет помнил. Он очень обрадовался. Так что мы с ним стали приятелями.
Пришел я к нему, а он мне и говорит: понимаешь, формально машина-то принадлежит округу Уиже, так что надо ее вернуть, ты ее пригони на стоянку, а я попробую решить вопрос, чтобы у вас все-таки была вторая машина, пусть и не эта. А до этого мы, естественно, уже писали «страшную бумагу», что одна машина для нас – это просто катастрофа, нам нужно хотя бы две, потому что одному нужно в аэропорт, а второму – на ремонтную базу, и так далее. А ездить все время на автобусе – у нас там были такие «шатлы», как мы их называли, которые ездили от нашей виллы к ремонтной базе – это потеря времени, и колеса или аккумуляторы перевезти на этом «шатле» трудно.
Тут мы и познакомились с Мишей Лифшщем – совершенно случайно. И уже Миша нам в этом деле помог. Ту машину, которую мы пригнали из Уиже, пришлось-таки сдать, но нам выделили другую. Так что, в общем-то, приключение увенчалось успехом.
Миша Лифшиц – еще один представитель Беларуси в миссии ООН, можно так сказать. Он – уроженец Гомеля. Бывший старшина Советской Армии, служил под Выборгом, в танковой бригаде, в местечке Давыдовка. Бывший капитан израильского спецназа: уехал в Израиль из Гомеля в 1981 году. Рассказывал про некоторые операции, в которых участвовал в составе израильской армии. Там получил тяжелое ранение и из армии уволился. Как он попал в «Оонию», я не помню: кажется, тоже поехал в какую-то миссию, и пошел в этой системе в гору. Когда я с ним познакомился, у него уже была жена и квартира в Нью-Йорке. А в Анголу он приехал заместителем начальника транспортной службы – то есть, этого самого финна. Сошлись мы с ним сразу: он простой был, как две копейки, очень веселый, и я слышал, что он все время повторяет: «Белоруссия», «Белоруссия». Я спросил: «Миша, а причем здесь Белоруссия?» Он отвечает: «Так я же из Белоруссии родом». Я: «А откуда?» Он: «Из Гомеля».
Я: «Ну, надо же, я тоже из Гомеля!» А потом, когда я служил третий срок в войсках ООН, в Уиже, Мишу туда перевели главным по хозяйственной части. И он тоже столовался у нас «в общем котле», про который я уже говорил. Миша, дай бог ему здоровья, всегда помогал нам, чем только мог.
– Как служба в войсках ООН засчитыеаласъ в общую выслугу?
– Поскольку мы, переводчики, относились к летным экипажам, мы были членами экипажей – день за два. Нужно было делать справку соответствующую.
День за три (как в воюющей стране) нам так и не засчитали, поскольку Ангола на тот момент не считалась воюющей страной. Тем не менее, например, военнослужащим украинской понтонно-мостовой роты так и было определено: день за три. Так что их офицерам, служившим там по полгода, шел дополнительный год к выслуге.
Очень многими делами, особенно бумажными, занимались именно мы – переводчики и офицеры по связи и взаимодействию. Это легко объясняется: мы хорошо знали язык, основную документацию ООН и местные законы-обычаи. В миссии ООН был такой SOP – что-то типа Устава ООН. Естественно, мы его изучали и пытались извлечь как можно больше выгод для наших ребят, чтобы как-то скрасить службу, проживание, питание и прочее. Что мы только ни делали!
Например, ночами было очень холодно. А наши ребята в Лубанго увидели, что в румынском батальоне у всех есть спальные мешки, причем с эмблемой ООН, то есть, явно не свои. Они тут же доложили в Луанду, и я пошел выбивать это дело для наших. А когда приходишь к человеку, который отвечает за то, о чем просишь, он просто достает с полки этот SOP и начинает смотреть, положено нам это или не положено. Приходилось опять писать слезную бумагу, что без этих спальных мешков наши летчики замерзнут, а им летать, обеспечивать безопасность полетов, и так далее. Про своих курсантов я уже рассказывал: они эти бумаги наловчились писать очень хорошо, все по ооновской форме, в сильных выражениях и так далее. Я написал такую бумагу. А поскольку весь тыл, как я уже говорил, делился на гражданский и военный, я уже смотрел, как это лучше сделать. Например, идти к Толе Рябому, чтобы он подписал, а потом просто у него спросить, к кому лучше идти следующему, чья подпись еще нужна. Он говорил, я приходил к тому товарищу, он спрашивал первым делом: «Рябой подписал? Ну, тогда и я подпишу». И так по цепочке, в итоге,