Золотой век русской поэзии - Вильгельм Карлович Кюхельбекер. Страница 41

Когда, душа, просилась ты

   Погибнуть иль любить,

Когда желанья и мечты

   К тебе теснились жить,

Когда еще я не пил слез

   Из чаши бытия, —

Зачем тогда, в венке из роз,

   К теням не отбыл я!

Зачем вы начертались так

   На памяти моей,

Единый молодости знак,

   Вы, песни прошлых дней!

Я горько долы и леса

   И милый взгляд забыл, —

Зачем же ваши голоса

   Мне слух мой сохранил!

Не возвратите счастья мне,

   Хоть дышит в вас оно!

С ним в промелькнувшей старине

   Простился я давно.

Не нарушайте ж, я молю,

   Вы сна души моей

И слова страшного люблю

   Не повторяйте ей!

Не часто к нам слетает вдохновенье,

И краткий миг в душе оно горит;

Но этот миг любимец муз ценит,

Как мученик с землею разлученье.

В друзьях обман, в любви разуверенье

И яд во всем, чем сердце дорожит,

Забыты им: восторженный пиит

Уж прочитал свое предназначенье.

И, презренный, гонимый от людей,

Блуждающий один под небесами,

Он говорит с грядущими веками;

Он ставит честь превыше всех частей,

Он клевете мстит славою своей

И делится бессмертием с богами.

Младой певец, дорогою прекрасной

Тебе идти к парнасским высотам,

Тебе венок (поверь моим словам)

Плетет Амур с каменой сладкогласной.

От ранних лет я пламень не напрасный

Храню в душе, благодаря богам,

Я им влеком к возвышенным певцам

С какою-то любовию пристрастной.

Я Пушкина младенцем полюбил,

С ним разделял и грусть, и наслажденье,

И первый я его услышал пенье,

И за себя богов благословил,

Певца Пиров [155] я с музой подружил

И славой их горжусь в вознагражденье.

Златых кудрей приятная небрежность,

Небесных глаз мечтательный привет,

Звук сладкий уст при слове даже нет

Во мне родят любовь и безнадежность.

На то ли мне послали боги нежность,

Чтоб изнемог я в раннем цвете лет?

Но я готов, я выпью чашу бед:

Мне не страшна грядущего безбрежность!

Не возвратить уже покоя вновь,

Я позабыл свободной жизни сладость,

Душа горит, но смолкла в сердце радость.

Во мне кипит и холодеет кровь:

Печаль ли ты, веселье ль ты, любовь?

На смерть иль жизнь тебе я вверил младость?

Не говори: любовь пройдет,

О том забыть твой друг желает;

В ее он вечность уповает,

Ей в жертву счастье отдает.

Зачем гасить душе моей

Едва блеснувшие желанья?

Хоть миг позволь мне без роптанья

Предаться нежности твоей.

За что страдать? что мне в любви

Досталось от небес жестоких

Без горьких слез, без ран глубоких,

Без утомительной тоски?

Любви дни краткие даны,

Но мне не зреть ее остылой;

Я с ней умру, как звук унылый

Внезапно порванной струны.

Прекрасный день, счастливый день:

   И солнце и любовь!

С нагих полей сбежала тень —

   Светлеет сердце вновь.

Проснитесь, рощи и поля;

   Пусть жизнью все кипит:

Она моя, она моя! —

   Мне сердце говорит.

Что вьешься, ласточка, к окну,

   Что, вольная, поешь?

Иль ты щебечешь про весну

   И с ней любовь зовешь?

Но не ко мне, – и без тебя

   В певце любовь горит:

Она моя, она моя! —

   Мне сердце говорит.

Протекших дней очарованья,

Мне вас душе не возвратить!

В любви узнав одни страданья,

Она утратила желанья

И вновь не просится любить.

К ней сны младые не забродят,

Опять с надеждой не мирят,

В странах волшебных с ней не ходят,

Веселых песен не заводят

И сладких слов не говорят.

Ее один удел печальный:

Года бесчувственно провесть

И в край, для горестных не дальный,

Под глас молитвы погребальной,

Одни молитвы перенесть.

Соловей мой, соловей,

Голосистый соловей!

Ты куда, куда летишь,

Где всю ночку пропоешь?

Кто-то бедная, как я,

Ночь прослушает тебя,

Не смыкаючи очей,

Утопаючи