Он обвел собравшихся тяжелым, неумолимым взглядом.
— Однако кто-то должен остаться и принять бой, который с максимальной вероятностью станет для них последним. Их задача — задержать тварей у стен как можно дольше, дав обозам с женщинами, детьми и стариками время добраться до Серебряного Ручья. Или… — он сделал едва заметную паузу, — еще дальше, если и там не будет безопасности.
Над столом повисла гробовая тишина, которую, казалось, можно было резать ножом.
Первым ее нарушил капитан Горст. Он медленно поднялся, сжимая в руке свой новый, сияющий системный меч. Его лицо было подобно гранитной маске, но в глазах бушевала буря.
— Я остаюсь. — произнес он глухо, но так, что не осталось места для возражений. — Мой долг — прикрывать отход своих людей. И… — капитан замер на мгновение, его взгляд метнулся в сторону, будто в поисках призрака у статуи, — я буду ждать сына до конца.
Следом, словно по команде, поднялся весь «Коготь».
— Мы тоже остаемся. — бросил Аррас. В его голосе не было бравады, лишь холодная констатация факта. — Мы и так живые трупы. У нас есть месяц, может, два. Лучше потратить это время на борьбу и дать другим шанс на спасение.
Эдварн, до этого молча сидевший, с силой толкнул кулаком по столу.
— Я с вами. Защита горожан — мой долг. И я его исполню.
Крон встал, мрачно кивнув.
И тогда поднялся я. Стул с грохотом отъехал назад. Все взгляды — усталые, решительные, отчаянные — устремились на меня. И прежде чем кто-либо успел что-то сказать, я четко и ясно заявил:
— И я остаюсь.
Воздух в комнате словно закипел. Ледяное спокойствие, до этого сковывавшее Вальтера, мгновенно испарилось. Он резко вскинул голову, и в его бледных глазах вспыхнул опасный огонь.
— Это исключено! — голос магистра хлестнул, как удар кнута. — Ты — Первый Игрок! Надежда не только этого города, но и всего мира! Твоя гибель станет катастрофой, сравнимой с падением Эйвеля! Ты отправишься с обозами в безопасное место, и это не обсуждается!
Я был готов к этому. Стоял прямо, чувствуя, как по спине бегут мурашки, но внутри царили спокойствие и ясность, словно я смотрел сквозь безупречный алмаз.
— Без меня, — я смотрел Вальтеру прямо в глаза, — они не продержатся и дня. Обычная сталь бессильна против высокоранговых монстров. Без системного оружия они сотрут их в порошок, даже не заметив. А потом монстры догонят колонну и перебьют всех до единого. Я остаюсь. Буду без остановки создавать артефакты, подниму свой навык до следующего уровня и перевооружу каждого, кто останется защищать эти стены. Иначе все жертвы будут напрасны.
Эдварн одобрительно, почти с восторгом, кивнул. В глазах капитана Горста я увидел новое, глубокое уважение. Но Вальтер оставался непоколебим, его челюсти сжались в стальной замок.
Тогда я решился на отчаянный шаг, вспомнив благоговейный ужас, охвативший Арраса и его людей.
— Все Системщики, — произнес я, вкладывая в голос всю стальную волю, закаленную в аду Посвящения, — обязаны подчиняться приказам Первого Игрока. Такова воля Системы. А моя воля — остаться здесь и защищать тех, кто стал мне близок.
Эффект был мгновенным. Вальтер отшатнулся, словно от удара. Его глаза расширились от чистого, неподдельного изумления.
— Откуда ты… — он начал, резко переводя взгляд на Арраса. На лице командира «Когтя» играла та самая легкая, понимающая улыбка, которую я видел у него в доме Орна. Вальтер сдержанно выдохнул. — Нет… Нет такого письменного указа или закона. Но… — он замолчал, и в его голосе впервые прозвучала неуверенность, — древние легенды… предания… действительно гласят, что именно так и следует поступать.
Магистр снова посмотрел на меня, и в его взгляде смешались ярость, досада и чего-то, отдаленно напоминающее гордость.
— Черт с тобой. — тихо, но отчетливо произнес он.
Я невольно удивился. Казалось, я впервые слышал, как мой чопорный и всегда правильный дядя ругается.
— В таком случае, я тоже остаюсь. — Вальтер выпрямился, вновь обретая контроль, — Кто-то должен присмотреть за моим безрассудным племянником.
Орн попытался подняться, ворча что-то о своей готовности помочь, но я мягко, но твердо положил руку ему на плечо.
— Нет, старик. Тебе здесь не место. Твое мастерство нужно живым. Собери инструменты и помоги с обозами. Мы скоро встретимся, обещаю.
Орн хотел возражать, но, встретив мой непоколебимый взгляд, лишь сокрушенно вздохнул и кивнул.
Вальтер перевел внимание на старика.
— Орн. Как мой заказ на артефакты?
— Все готово, магистр. Жду вас завтра в мастерской. — тотчас ответил старик, выпрямляясь.
— Отлично. Зайду заберу. Благодарю за работу. — Вальтер кивнул и обвел всех последним взглядом. — Собрание окончено. Капитан Горст, к утру соберите всех жителей на главной площади.
Мы с Орном молча покинули особняк. Ночь была прохладной и тихой, звезды казались такими же далекими и равнодушными, как всегда. Воздух был напоен запахом влажного камня и далеких дымков — мирная обыденность, резко контрастирующая с только что принятым решением о массовом самоубийстве.
Мы уже сворачивали на свою улицу, когда из тени у ворот особняка вышел капитан Горст. Его мощная фигура, казалось, несла на себе груз усталости, но не сломленности. Медленно, словно нехотя, он приблизился, сжимая в руке свой новый меч.
Капитан остановился прямо передо мной, и его взгляд был прикован к сияющему лезвию.
— Спасибо, Макс. — прошептал он, не поднимая глаз. — За этот меч. И… за возможность дождаться Каэла. Теперь у меня есть за что держаться.
В его голосе не осталось и следа прежней командирской твердости. Лишь тихая, отеческая благодарность и та боль, которую он так тщательно скрывал. Я молча кивнул, положив руку ему на плечо. Краткое, мужское рукопожатие взглядов оказалось красноречивее любых слов.
Мы с Орном пошли дальше, оставив капитана стоять в ночи с его надеждой и его мечом.
Дома нас встретила странная, взволнованная тишина. Казалось, даже стены пропитались предчувствием грядущей бури. Мы оба были слишком взбудоражены, чтобы уснуть. Внутри меня все зудело от нетерпения — начать, наконец, крафтить, использовать эти бесценные запасы древесины. Но разум твердил одно: сначала — отдых. Мой резервуар Живой Энергии был почти пуст, показывая жалкие 12 единиц. Без сил я не смогу создать ничего.
С трудом заставив себя, я опустился на кровать, не ожидая, что сон придет легко. Мысли метались, словно стая испуганных птиц: они выстраивали планы, тут же их разрушали, просчитывали варианты, цеплялись за малейшие возможности. Но усталость, накопившаяся за этот бесконечно долгий день, оказалась сильнее. Темнота окутала меня, унося в тяжелый, беспросветный сон.
Я проснулся от внутреннего толчка, будто