– Спасибо. Ценю. Давай по-быстрому обсудим сегодняшние дела, чтобы ты был готов к любому развитию событий.
– Ты точно хочешь этим заняться?
– Разве у нас есть выбор, Гленн? Предлагаю все обсудить, чтобы ты ничего не упустил. – Несмотря на ужас при мысли о том, что может произойти с Бруно, Грейс сумел сосредоточиться. – Последние новости, поступившие утром от Криса Джи о находках в доме Патерностеров… Что скажешь по этому поводу?
Джи озвучил любопытный факт: в кладовке, за здоровенным мешком угля для барбекю, бригада криминалистов обнаружила в шкафу две упаковки наполнителя для кошачьего лотка.
– Скажи, шеф, ты мог бы забыть, что дома есть две пачки наполнителя?
– Вряд ли – будь у меня кот.
– Вот именно. И я не забыл бы. Хотя допускаю, что такое может вылететь из головы. Но вдруг Найл Патерностер надеялся, что мы их не найдем?
– Мы уже выяснили, что Патерностер не самая светлая голова на планете. Он сказал, что они с женой… – из-за волнения Грейс не сразу вспомнил ее имя, – они с Иден поссорились, поскольку им требовался наполнитель для кошачьего лотка, за которым, по его словам, она и отправилась в магазин. По первому впечатлению, открытие Джи определенно ставит эти слова под вопрос.
– Признаюсь, Крис заронил в мою скромную душу крошечное зерно сомнения.
– Мы имеем право держать Патерностера под стражей еще двадцать четыре часа. Взгляни на его реакцию, когда Экстон и Поттинг заговорят о наполнителе. Какое-то время меня, наверное, не будет на работе, но, если появятся новости, обязательно звони. И оставь сообщение на голосовой почте, если не отвечу.
– Так точно, шеф.
Полицейский автомобиль въехал во двор морга.
– Хорошо, спасибо. Сейчас заберу Клио, а потом в больницу. Как появится возможность, перезвоню.
– Надеюсь, новости о Бруно будут положительными. Весь отдел мысленно с тобой.
Грейс завершил звонок. По щеке скользнула слезинка. И тут снова зазвонил телефон.
– Рой? – Сочувственный голос Кассиана Пью сочился обаянием, но что-то в его тоне действовало Грейсу на нервы. – Я только что узнал страшные новости насчет Бруно. Господи, какая жалость. Прошу, не торопись на работу. В жизни бывают моменты, когда семья важнее всего. Я поговорю с подчиненными, и они возьмут служебные дела на себя.
– Очень любезно с вашей стороны, сэр.
– Держи меня в курсе состояния Бруно.
– Да, сэр, конечно. Спасибо. Я на пути в больницу.
– Мы молимся за тебя. И за него.
Клио уже стояла у дверей морга, пряча лицо от дождя. Трандл выскочил из машины и открыл заднюю дверцу. Бледная как мел Клио села рядом с Грейсом, взяла его за руку и крепко обняла.
– Любимый, все это так ужасно… Есть новости?
Он покачал головой. Оба молчали, пока автомобиль не выехал за ворота морга.
– Бруно еще маленький, – сказала Клио. – У детей очень гибкое и эластичное тело, шансы выжить у них куда выше, чем у взрослых.
Но Грейс почти не слушал ее. Он обдумывал слова Пипа Эдвардса: свидетельница сообщила полиции, что видела, как перед самым происшествием мальчик вышел на проезжую часть, глядя в телефон.
И еще он прокручивал в голове последний разговор с Бруно, состоявшийся буквально несколько часов назад, в машине, по пути в школу.
«Вся система образования яйца выеденного не стоит, скажи? „Гугл“ научит меня лучше любого учителя».
«На мечте? Какой смысл в этих ваших мечтах? Вспомни мою мать. Учителя того не стоят. Как, собственно, и все остальное в жизни».
А вскоре после того, как Грейс высадил сына у школы и проводил его взглядом, Бруно – должно быть, во время перемены – вышел на улицу и попал под машину.
Нахлынули скверные воспоминания. Мать Бруно умерла после того, как в Мюнхене ее сбило такси.
Разве может такое повториться?
Бруно должен, просто обязан выжить.
За тревожными мыслями Рой не заметил, как они прибыли ко входу в отделение неотложной помощи и остановились рядом со «скорыми».
42
3 сентября, вторник
Ожидавшая Роя и Клио медсестра с желтым пластиковым бейджем, где значилось: «Здравствуйте, меня зовут Надин», провела их через обычный хаос приемного покоя. Как в тумане, Рой послушно следовал за ней, мимо регистратуры, где кипела лихорадочная деятельность, мимо отгороженных ширмами коек и пациентов на каталках, ожидавших своей очереди в коридоре, пока не оказался в тишине и спокойствии зала для родных и близких. Прежде чем войти, он послушно продезинфицировал руки с помощью санитайзера, стоявшего у входа.
Вручив Рою и Клио два формуляра – один для анамнеза Бруно, другой для родительского согласия – медсестра сказала, что вскоре к ним подойдет консультант отделения экстренной помощи, и предложила напитки. Грейс с признательностью попросил чашку крепкого черного кофе, а Клио – стакан воды.
Когда медсестра ушла, оба сели за приземистый столик, заваленный журналами и детскими книжками. Клио стала читать бланк согласия, а Рой занялся анамнезом, чувствуя себя совершенно беспомощным. Бруно жил с ними совсем недолго, и все это время отличался крепким здоровьем, если не считать простуды, подхваченной в феврале, так что Рой почти ничего не знал о его прошлых недугах. В предсмертной записке Сэнди указала лишь, что волнуется за него. Вот и все.
Аппендицит? Тонзиллит? Операции? Об этом Рой не имел никакого представления. Он обвел рассеянным взглядом ряды информационных постеров на стенах. Вновь накатили сюрреалистичные воспоминания о мюнхенской больнице, где Рой навещал Сэнди, когда та находилась в коме. Чтобы Бруно пошел по стопам матери? Быть такого не может…
Кошмар повторялся. Грейс чувствовал: еще немного, и он расплачется. Этот бедняга… Да, он странный и трудный ребенок, но кто не стал бы таким, получив весьма экстравагантное воспитание? Грейс всей душой надеялся, что жизнь в прочной и любящей семье рано или поздно изменит парня к лучшему. Черт возьми, так оно и будет! Бруно выживет, а если – нет, когда! – его выпишут из больницы, они с Клио займутся его воспитанием с удвоенной силой.
«Быть может, – мысленно спросил себя Рой, – пора уйти с работы и посвятить себя семье?»
Тут, прерывая ход его мыслей, открылась дверь, и вошла медсестра с напитками. Поставила перед Грейсом чашку и сказала, будто извиняясь:
– Увы, кофе из автомата. Для крепости я добавила чашечку эспрессо.
Грейс поблагодарил ее, подписал бланк согласия и объяснил, что почти ничего не знает об анамнезе Бруно. Медсестра сочувственно покивала и велела не беспокоиться, после чего удалилась с формулярами, а ей на смену явился коренастый редковолосый мужчина лет пятидесяти с