– Вот и я говорю, что хуже Афгана! Мы здесь в горах можем лет двадцать сопротивляться. И потом, ваша армия стала такой продажной, что можно воевать еще двадцать лет вполне. Сами оружие нам продаете, а потом мы вас из этого оружия убиваем. За деньги продаетесь – алчная у вас армия стала! – Джохар опять улыбнулся, – хотя мне русские не чужие. У меня жена русская, дети наполовину русские. Но зачем было начинать войну, если можно было договориться? Я предлагал личную встречу. Грачев и Степашин отвергли, предлагал телефонный звонок – не дали. Думал, наш рейд на Буденновск отрезвит ваших политиков. Да если бы захотели, то дошли бы и до Москвы. Вроде затихли, потом опять. Кизляр и Первомайское ничему вас снова не научили. Пытался переговорить через начальника охраны Президента Коржакова. Опять не удалось. Кто я для него? Мятежный Президент, простой генерал, каких у него, наверное, не одна тысяча. Скажи, полковник, сколько можно кровь проливать или пока всех не уничтожим, тогда успокоимся?
– Лично я согласен с вами, Джохар Мусаевич, что эту войну надо останавливать, разводить войска и переговариваться, пока не будет найдена формула, устраивающая обе стороны! – ответил Вересов, разводя руки, – но не мы принимаем решения. Мы выполняем приказания, которые нам иногда не нравятся. Надо всегда оставаться людьми в любой обстановке.
– Жаль, что ты не Президент России! Я хотел бы лучше видеть тебя, чем его! – усмехнулся Джохар и пошел в гору.
За ним пошли Вересов, Арсанукаев, Осипович и Борзоев. Поднялся на ноги нехотя телохранитель Джохара Мусса и, отбросив в сторону веточку, которую строгал ножом, пошел вслед за всеми.
Джохар оглянулся, посмотрел внимательно на них и тихо сказал:
– Останьтесь здесь, мне помощников не надо. Я сам обо всем договорюсь и решу все вопросы. Да и другие уши – лишние проблемы. Не так поймут, не так перескажут!
Все остановились и в нерешительности встали, наблюдая за Джохаром на полдороге. Лишь один телохранитель Джохара упрямо продолжал подниматься вверх.
Джохар опять оглянулся, посмотрел на телохранителя и что-то крикнул ему на чеченском языке. Телохранитель нехотя остановился и присел у невысокого дерева.
Было видно, как Джохар подошел к «Ниве» и о чем-то разговаривает с Нарышкиным. Затем Нарышкин проверил связь и протянул Джохару телефонную трубку, а Джохар отдал ему зачем-то свой бинокль, который Нарышкин повесил на шею. Джохар еще что-то спросил у Нарышкина, тот вежливо ответил. Видимо, по приказанию Джохара Нарышкин тоже отошел от Президента к задней части машины, скрылся за ней и стал рассматривать в бинокль окрестности. Джохар посмотрел на него и, прикрывая трубку рукой, стал что-то горячо говорить.
До стоявших внизу доносились только отдельные слова. Осипович присел на траву. Вересов присел рядом и стал его о чем-то расспрашивать. Они вели себя так, как будто их эти переговоры не касаются. Борзоев засунул в рот травинку и слушал, что ему что-то говорил Арсанукаев, и он с улыбкой кивал головой. Все было так мирно и спокойно, что не чувствовалось никакой напряженности. Улыбки светились на лицах русских и чеченцев. Было чувство исполненного долга, даже если переговоры не получатся, все равно они сделали это возможным и обеспечили их. Солнце зашло за горы, в темноте были видны костры бойцов, готовивших на них пищу. Слышался смех и далекие разговоры. Где-то на востоке гремели взрывы артиллерии и грохотали двигателями самолеты.
Вересов откинулся к дереву и подумал: «Маленькая Чечня. Все слышно. Кто его знает? Может, это последние взрывы? Хотя, путь к миру – всегда далекий путь!»
Внезапно раздался издалека какой-то щелчок и затем сильный взрыв, капот от бывшей на холме «Нивы» отлетел метров за пятьдесят. То, что было минутой назад «Нивой», пылало ярким огнем. Все: и чеченцы и русские вскочили и побежали наверх на гору. Лица их были искажены. «Нива» ярко горела, чуть в отблеске пламени было видно, как в стороне лежал Президент Ичкерии и еще шевелился, пытался встать, но у него не получалось. С грязным лицом, в крови и в оборванной одежде он в руке все еще держал оторванную трубку от радиостанции. Нарышкину взрывом оторвало голову и руку, и он лежал метрах в десяти от бывшей машины. На груди болтался разбитый бинокль Президента. Было уже темновато, но тем не менее Арсанукаев из автомата стал поливать огнем заросли далекого леса, он кричал и стрелял, пока Вересов не остановил его. Он взял за горячий ствол автомата и посмотрел в лицо Арсанукаеву и тихо сказал:
– Президент жив и надо спасать его!
Борзоев присоединился к ним. Оба командира стали что-то кричать вниз. Снизу к ним в гору бежали боевики с оружием. Из леса внезапно стали отвечать автоматным огнем.
Все залегли. Пули носились по ночному небу и били прямо в горящий автомобиль.
Вересов прыгнул на Джохара и прикрыл его своим телом.
Мусса думал, что Вересов хочет что-то сделать плохое Джохару и стал оттаскивать его в сторону. Выстрелы из леса напротив затихли так же быстро, как и начались. Вересов встал на ноги. Чеченцы подбежали к Джохару, который пытался что-то сказать, уже не пытаясь встать и показывал куда-то рукой. Хутиев что-то передавал по рации, принесенной одним бойцом. Пламя горевший машины ярко освещало поляну.
– Быстро уходите отсюда! Сейчас здесь будут русские или… я не знаю кто. Зачем, полковник, ты предал меня? – спросил Джохар Вересова, – я или мое тело не должны попасть в руки русских!
– Я не предавал вас, товарищ генерал! Не предавал! Я не знал, иначе я бы сюда не пошел! Я накрыл вас своим телом при обстреле!
– Значит, предали и тебя, полковник! – голос Джохара затихал, – бойся их, это страшные люди! Они пройдут через горы трупов ради своих интересов! – голос Президента то затихал, то возрастал. – И у нас, и у вас! Когда я сказал на Большом Совете командиров, что надо договориться с русскими, меня поддержало меньшинство! Большинство сказали, что они позволят мне это сделать, что надо воевать до победного конца. Что получены большие деньги и теперь надо их отрабатывать. Эти люди и здесь и там способны на все. С вашей стороны то же самое. Переговоры – блеф и не надо было их затевать!
Арсанукаев и Хутиев опустили головы.
Где-то наверху раздался шум пролетающего вертолета. Борзоев посмотрел наверх и дал очередь