– Тихо, Микола – это я! – раздался шепот Борзоева.
Он подполз поближе и лег рядом с Осиповичем.
На ухо раздался негромкий шепот:
– Сейчас после ранения Джохара во время переговоров все, кто в них участвовали, становятся ненужной обузой. Джохар нужен теперь всем, как знамя, и лучше, если он мертвый. Я узнал, что Джохара пытались убить по решению Шуры полевых командиров – это Совет самых авторитетных командиров Ичкерии. Пытались убить, видимо, за попытки договориться с русскими. За свою и твою голову я сейчас не дам и гроша. Скорее всего, нас сегодня ночью постараются убрать!
– А как же Хутиев и все, кто были рядом с Джохаром? – также тихо спросил Осипович.
– Хутиев хитрый лис, он вывернется из любой ситуации. И не нам думать о его голове! А вот он о наших головах подумает!
– А как же Вересов?
– Не знаю. Если Джохар жив, то надежда есть! Если его все же убьют, то за голову Николая Николаевича я не дам и копейки!
Осипович почувствовал, что в темноте Борзоев улыбается.
– Я на всякий случай дал команду своим людям не спать. Ночью, видимо, нас будут убивать люди Аддаева. Ты с нами, Микола?
– А меня кто спросил с кем я? Я бы лучше ушел, но, видимо, ты меня так не отпустишь? – ответил вопросом на вопрос Осипович.
– Не отпущу, занимай позицию рядом со мной! Вот, возьми нож! Мы работаем только ножами и без шума, но у них есть преимущество, они будут бить первыми.
– У меня есть гвоздь! – улыбнулся Осипович и почувствовал, как Борзоев в темноте с удивлением посмотрел на него.
– Возьми еще нож – хуже не будет, мне сейчас дорог каждый человек! – Борзоев пожал руку Осиповичу и уполз, как змея, в темноту. Видимо, пополз инструктировать своих людей. Где-то в темноте прокричала какая-то хищная птица. Откуда-то сбоку раздался ответный крик.
Ночной бой начался через полчаса и был скоротечным. Его исход решили эффективные действия Осиповича и Борзоева. Резались на ножах, почти без криков, выстрелов и шума. Раздалось несколько выстрелов, но Осипович знал, что это стреляют не свои. В темноте раздавались удары и крики боли. Отдельные крики раздавались на русском и чеченском языках.
Последним Осипович убил Умара Бетиева, который его доставал еще на привале у озера. Сильный, ловкий противник долго не давался Осиповичу, но тот провел прием Кузьмы, обезоружил его и с силой воткнул свой гвоздь прямо в солнечное сплетение. Умар захрипел и сполз на землю. Осипович его аккуратно опустил за руку на землю и прошептал на ухо:
– Вот видишь, Умар, я запомнил тебя на всю оставшуюся жизнь!
Изо рта Умара стекала струйка крови, в отблесках затухающего костра его глаза медленно угасали, уходя как бы в вечность.
– Один, два, три, четыре, пять, восемь, девять, десять, Идрисов одиннадцатый! Лом-Али, никто не должен уйти, а то потом не оберешься кровников! – он посмотрел на прикрытого одеялом Идрисова, – все! – посчитал убитых Борзоев, включив фонарик, разглядывая убитых боевиков, лежащих в разных позах, – и меня радует, Микола, что не мы это начали, а лишь защищались. Не думал, что у них хватит смелости убить просто так всех нас. А ты молодец, я думал, что Умар тебя сделает, он специалист известный на ножах. Никто из наших против него не мог выстоять, а ты со своим гвоздем его сделал!
Осипович воткнул гвоздь в землю, очищая его от крови.
– Жить захочешь, не так раскорячишься и с голыми руками победишь!
Борзоев тоже очистил свой нож и пошел к лежащему на земле Аддаеву, который еще был жив. К нему подошел Лом-Али и отрапортовал:
– Из наших погибли Умар Герисханов, ранен в руку Аслан и тяжело ранен в грудь Муратов Мансур. Из них никто не ушел.
Здоровяк Мансур сидел на земле, притулясь к елке и подогнув под себя ноги. Рукой пытался остановить кровь, хлеставшую из груди. Вокруг суетился его друг Руслан и пытался наложить на рану марлевую накладку. Он что-то быстро говорил по-чеченски, а из глаз капали слезы. Осипович присел рядом и помог наложить повязку и перевязать.
Мансур посмотрел на Осиповича и, закатив глаза, привалился к дереву спиной. Лом-Али посмотрел на Мансура и с беспокойством бросил взгляд на Борзоева. Тот уловил его взгляд и опустил глаза. Где-то далеко в горах мазануло светом и раздались выстрелы. Где-то там далеко за горами шумели, посвистывая, вертолетные лопасти.
– Махмут, зачем вы на нас напали? Это приказал Хутиев нас убить? – спросил Борзоев.
Махмут посмотрел на Борзоева и сплюнул кровью на землю. Его черные глаза смотрели с ненавистью. Он дрался перед этим с самим Борзоевым и схватку проиграл. Сказать было нечего, и он отвернул голову.
– Ну, не хочешь говорить, как хочешь. Я не хотел тебя убивать! Я хотел посмотреть тебе в глаза и задать вопросы. Рана твоя не смертельная и все зависит от того скажешь ты правду или будешь врать! – прошептал Борзоев, вынул из кобуры Аддаева пистолет Макарова и ногой отодвинул валявшийся на земле автомат.
– Лом-Али! Всем рыть ямы и похоронить мертвых. Здесь ничего не должно напоминать о том, что произошло. Кровь присыпать землей!
Лом-Али, Осипович, Руслан стали рыть могилы, а Борзоев сел на землю рядом с Махмутом и при зажженном фонарике изучал карту.
– Мовсар, ты приговорен чеченским народом со своими людьми! – прошептал еле слышно Махмут, – мне сказали, что это ты с русскими виноват в покушении на президента. Это ты привел этих русских и предал дело нашей свободы. И каждый честный чеченец обязан тебя убить!
Борзоев привстал, отошел немного в сторону от него и внезапно повернулся и с силой метнул свой нож прямо в грудь. Нож с силой вошел прямо в тело Махмута. Махмут вскрикнул от неожиданности, улыбнулся в черную бороду, и его голова упала на грудь.
Лом-Али видел произошедшее и отвернулся в сторону.
До утра похоронили всех убитых и своих и Аддаевских.
У небольшого костра собрались все оставшиеся в живых. С перевязанной рукой молча сидел и о чем-то думал Аслан Нухаев. Впал в забытье раненый в грудь и тяжело дышавший Мансур, рядом с которым устроился Руслан.
Борзоев встал и сказал:
– Я буду говорить по-русски, чтобы меня понял дравшийся вместе с нами Микола! – начал Борзоев, – вы все знаете,