– А были и другие раненые?
– Были раненые и убитые. Потому, что сразу начался бой, и мы были вынуждены оставить часть людей для прикрытия нашего отхода. Нам надо было спасать Президента. Потом мы разделились, и одна группа ушла с Президентом Аргунским ущельем, а мне была дана команда уносить раненого Идрисова Магомеда с моими людьми и отрядом Аддаева Ассовским ущельем и притягивать к себе главные силы русских, отвлекать их от основного отряда. Раненый Идрисов рассказал мне, что это он по приказанию Шуры полевых командиров во главе с Шамилем – ну, тем, которого вы называете «Гинекологом», стрелял в Президента.
Кузьма кивнул головой в знак того, что понял о ком идет речь.
– Тогда мне Идрисов сказал, что я тоже приговоренный и мне лучше найти тот отряд и добить Президента, выполнив приказ Шуры полевых командиров. Я не понял, о чем он и почему я приговоренный. Теперь мне понятно, что те люди, которые спланировали нападение на Президента, спланировали и провели акцию по дискредитации, видимо, и меня с моими людьми. Я не удивляюсь теперь, что люди Аддаева напали на меня ночью и хотели всех нас перебить. Мертвые ничего не смогут никому рассказать. Возможно, теперь и смерть Президента повесят на меня! – Мовсар задумался и переломил веточку, которую он поднял с земли.
Кузьма посмотрел в глаза Мовсару.
– На носилках у тебя этот Идрисов? А где отряд сейчас Аддаева?
– Идрисов тогда умер сам! Раненый – это мой человек Мансур. А с Аддаевым и его людьми у меня ночью произошла схватка не на жизнь, а на смерть. Они хотели перебить меня и наших людей, сейчас они уже все закопаны, твой Микола сражался на нашей стороне. Это все, что осталось у меня! – он кивнул головой в сторону своих людей.
Закончив, Мовсар опустил голову.
– Мы свое задание выполнили! – задумчиво сказал Кузьма, щурясь слегка от яркого солнца, вышедшего из-за горы, отчего его белесые брови сошлись у переносицы, а лицо приняло детское выражение, – мы должны были освободить, – он немного замешкался и сказал Мовсару, глядя на Осиповича, – Миколу и Вересова. Как я понял, Вересов идет с другой группой по Аргунскому ущелью в Шатили. Значит, свое задание мы уже выполнили. Вересова, наверное, будут освобождать другие группы?
– Узнаю жесткую хватку нашей конторы! Своих не сдаем! – усмехнувшись, сказал Борзоев.
– Ладно, Мовсар, меня сейчас больше интересует, как прикрыть тебя, а заодно и всех нас от праведного гнева твоих соплеменников. Какие твои планы?
Мовсар подумал и спокойно сказал, тоже щурясь:
– Донесем Мансура и самое лучшее для меня было бы, конечно, прыгнуть со скалы вниз.
– А твоих людей все это касается?
– Я думаю, что касается! – почесав небольшую светлую бородку, ответил Мовсар, – это бесчестие моего отряда в глазах всего нашего народа и всего моего тейпа!
– А оправдаться можно?
– Можно умереть! Тот, кто оправдывается – тот по нашим законам всегда виноват! Или найти истинного виновника расстрела стариков и отдать его на суд народа, доказав его вину.
– Во, Мовсар, наверное, это правильно! Умереть всегда успеем, а я о чем говорю! Есть ради чего жить. Ради своего имени, ради того, чтобы твои дети не стеснялись носить твою фамилию, чтобы твои люди не стеснялись говорить и вспоминать, что воевали с тобой рядом. И я обещаю, что я тебе помогу в этом!
Мовсар молча пожал руку Кузьме. Они подошли к своим людям. Мовсар поздоровался с Магомедом, Мирошенко и Вороненко и с удовольствием, и с улыбкой пожал руку улыбающемуся Маныле, похлопал его по плечу. Маугли отошел в сторону и молча смотрел своими зелеными глазами с затаенной злобой на всех чеченцев.
– Он тоже казак? – спросил Борзоев, пожимая руку Маныле, обернувшись к Кузьме, и тоже заулыбался.
Кузьма улыбнулся, а Маныло сам ответил важно по-русски:
– Козак я, тоже козак! – и, улыбаясь, покачал головой.
Все вокруг засмеялись.
Мовсар хотел пожать руку сидевшему на камне Маугли, но тот вскочил и спрятал руку за спину.
– Не трогай его! Он казак из надтеречных станиц, чеченцы убили его семью и сам он был в плену и ему отрезали язык!
Мовсар понимающе кивнул, покачал головой и направился к своим людям.
– Среди наших тоже много мрази примазалось! – услышал Кузьма его слова.
Подойдя к носилкам, он сказал сидевшим у носилок чеченцам по-чеченски. Магомед, стоявший рядом с Кузьмой, перевел ему.
– Братья, нас сильно подставили! По всей Чечне стало известно, что отряд Мовсара Борзоева ворвался в поселок Миндальный и расстрелял стариков за то, что они держат нейтралитет. Мы объявлены везде врагами нашего народа. У нас есть один выход – это умереть или найти негодяев, которые сделали это под нашим именем и отомстить им!
Лом-Али встал, помрачнел, подумал немного, видимо, пережевывая сказанное, и потом, видимо, решившись, подошел к Мовсару, положил ему руку на плечо и тихо сказал:
– Я с тобой, Мовсар, до конца!
– Я тоже! – тихо сказал перевязанный Василисой Мансур.
Руслан, слегка привстав, молча кивнул головой в знак того, что согласен с ними.
– У нас, Кузьма, есть одна проблема! В нашем отряде был Аслан Нухаев, и он ушел вниз по Ассовскому ущелью, не захотел идти с нами, хочет продолжать участвовать в сопротивлении. А мы ему сказали, что больше воевать не хотим. Если он встретит какой-либо чеченский отряд, то он невольно может навести его на нас, так как он знает, куда мы пошли.
Кузьма задумался.
– Это плохо, Мовсар, если тебя будут искать, то придут, наверняка, в Геши и тогда плохо будет семье старика Ширвани, если у него найдут твоего Мансура! Придется, наверное, вас всех брать с собой!
– Нет, Кузьма, всю жизнь под твоей юбкой не просидишь! Нам надо решать свои проблемы и искать того, кто нас так подставил. И жалеть я в этом не буду никого. Какие у тебя отношения со стариком Ширвани? Может, он что-либо посоветует? Нам сейчас не нужны встречи ни со своими, ни тем более с вашими. Мы сейчас, получается, враги для всех!
Кузьма улыбнулся, слегка ударил его рукой по плечу и прошептал на ухо:
– Кроме меня и Алексея!
Вороненко развернул радиостанцию и доложил Кузьме об установлении связи. Кузьма передал Николаю Николаевичу сообщение