Через тот же лаз я вернулся на улицу. Что же это такое, граждане, в самом деле! Будто все вымерли, как мамонты. Бедные животные! Представляю, что чувствовал последний одинокий гигант перед кончиной: идет день, идет два, а вокруг никого с хоботом, только саблезубые тигры и пещерные львы, как в книжке про доисторического мальчика. Минуточку! А если мамонт все-таки добрел, скажем, до Индии, подкормился, потом сбросил шерсть, чтобы не запариться в жарком климате, и стал обычным слоном? Интересная мысль! А поделиться не с кем…
Обычно, пока бежишь до хлебной палатки на Бакунинской улице, по пути встретишь несколько знакомых ребят, но даже потрепаться некогда: дома к ужину ждут теплый батон и свежий обдирный. А тут шляюсь, шляюсь по ойкумене – и ни одной живой души! Когда-нибудь, наверное, научатся «заначивать» бесцельные часы, дни и даже годы. Зачем? Ежу понятно: вместо того чтобы вот так болтаться без толку, как сегодня, никчемушный досуг лучше бы законсервировать впрок. Каким образом? А как сушат грибы или закатывают в банку огурчики, чтобы с хрустом слопать зимой! «Засушенное» время можно, например, потом прибавить к последнему дню на море, когда пора уезжать, а ты еще не нанырялся и самый большой краб не пойман. Или, скажем, ты закончил раньше всех контрольную и сидишь, страдаешь, ждешь звонка на перемену.
– Полуяков, ты чего весь изъерзался? – спрашивает Галина Ахметовна, хмуря свои суровые восточные брови.
– Я уже. Можно выйти?
– Сиди! Увидит Иерихон… Клавдия Савельевна… крик поднимет. Я тебе лучше примерчик из прошлогодней олимпиады подкину. Поломай-ка голову!
А ведь эти пятнадцать минут до звонка тоже можно «заначить», пустив в дело позже, когда, скажем, я буду нести Шурин портфель. Она, к сожалению, живет рядом, напротив школы, и через открытые окна в ее комнате слышно, как завуч Клавдия Савельевна раскатисто кого-нибудь распекает:
– Ты как ведешь себя, поганец?! Родителей в школу!
Фамилия у нее – Ерховская, но за глаза все зовут ее Иерихонской. Прозвище придумал наш остроумный математик Ананий Моисеевич. У древних евреев, оказывается, имелась длинная труба, вроде огромного рупора, рявкнешь в нее – и стены города разваливаются. Странно, что, обладая таким оружием, они не завоевали тогда всю Ойкумену. Видно, тоже были людьми доброй воли, как и мы в СССР.
Кстати, в наше время с помощью такой разрушительной трубы можно было бы аккуратно сносить старые дома. Куда удобнее, чем мотать туда-сюда чугунной «бабой», привязанной к стреле крана. Так стерли с лица земли хижину дяди Амира. Остался лишь большой пустырь напротив школы, а то бы я точно нашел, с кем сегодня скоротать время – с Ренатом. Он редко уезжал из Москвы даже летом. Семья-то у Билялетдиновых большая, а денег в обрез, так как дворники у нас получают очень мало. Наша историчка, по прозвищу Истеричка, обычно, если кто-то не выучил урок, говорит, усмехаясь:
– С такими знаниями тебе, дружок, одна дорога – в дворники, улицу подметать!
Всем известно: слово «дружок» означает, что в следующий раз она вызовет родителей в школу. Я однажды задержался после урока в классе и спросил:
– Марина Владимировна, мне вот не понятно…
– Что именно? – оживилась она, так как любит, когда ученики что-нибудь не понимают и честно в этом признаются.
– Насчет дворников.
– Спрашивай!
– Дворники, они ведь тоже пролетариат?
– Чистой воды!
– А у нас в стране диктатура пролетариата?
– Нет, у нас уже общенародное государство. Вы это еще будете по обществоведению проходить.
– Но все равно же – власть рабочих и крестьян?
– Безусловно! – Она как-то странно посмотрела на меня поверх очков.
– Рабочие и крестьяне у нас самые главные?
– Да, они правящие классы. А в чем дело-то?
– Тогда почему стыдно быть дворником?
– Кто тебе эту ерунду сказал? У нас каждый труд почетен.
– Но вы же сами это все время говорите… Выходит, чтобы стать правящим пролетарием, надо учиться на двойки. Так?
– Что за чушь, дружок! Ничего я такого не говорила. Ты меня неверно понял, Юра! Главный принцип социализма – «от каждого по способностям – каждому по труду» – никто не отменял. Будешь хорошо учиться – станешь специалистом. Станешь специалистом – получишь важную должность. Получишь важную должность – будешь иметь высокую зарплату. Что не ясно?
– А кто главней – директор завода или рабочий?
– Странный вопрос. Конечно, директор!
– А директор, он пролетарий?
– Нет, он служащий.
– Вот мне и не ясно. Если в нашей стране главные – пролетарии, то почему директор главнее рабочего?
– Нет, не главнее. Я неточно выразилась. Просто на нем лежит большая ответственность. Понял?
– Не понял.
– Со временем поймешь. Но, знаешь, мне нравится нетривиальный ход твоих мыслей. Если еще что-то будет непонятно, обязательно спрашивай, не держи в себе. Хорошо?
– Хорошо.
На следующий день наша староста Верка Короткова отвела меня в закуток возле Музея боевой славы и шепотом рассказала интересную вещь. Когда она в учительской вставляла наш журнал в ячейку, Истеричка громко жаловалась Ирине Анатольевне, нашей классной руководительнице:
– Ир, а Полуяков-то у тебя с душком.
– Что ты такое говоришь, Марина? – занервничала классная. – Хороший, пытливый мальчик. – Верка почему-то глянула на меня с иронией.
– Вот именно – пытливый. Даже слишком! Семья-то вроде правильная. Мать – секретарь партбюро завода. А в голове у мальчишки черт знает что! Присмотрись! Надеюсь, ему еще можно помочь…
– Да в чем же дело, черт побери? Рассказывай немедленно! – вспылила Ирина Анатольевна: она у нас тоже нервная.
Но в этот момент историчка заметила в учительской Верку и попросила быстро очистить помещение. В общем, я понял: спокойнее держать интересные мысли и сомнения при себе. Однако после того случая Марина Владимировна никогда больше на уроках не поминала дворников, даже если кто-то лепетал у доски полнейший вздор. А вот Ирина Анатольевна стала поглядывать на меня с какой-то секретной симпатией.
Ренат учился не в нашей, в другой школе – 359-й, для недоразвитых. Вслух никто ее так не называл, но все знали: она специальная –