Обнаружив рядом с собой незнакомого человека в шитой золотом тужурке, Кеша ненадолго успокоился и, наклонив голову набок, стал пристально рассматривать адмирала.
– Как зовут попугая? – задал ожидаемый вопрос Улетов.
Командир моментально сообразил, что если будет названо настоящее имя птицы, вице-адмирал запросто может заподозрить явную провокацию и махровое неуважение к нему лично со стороны офицерского корпуса.
– Кирюша, товарищ вице-адмирал, – слукавил командир и жалобно посмотрел в глаза попугаю, мол, помолчи, брат, сделай милость, не выдавай.
– Ну что ж, молодцы, – похвалил Улетов. – Попугаи хорошо переносят качку и смогут развлечь экипаж в походе.
Улетов еще немного постоял у клетки, где, склонив голову набок, за ним молча наблюдал Кеша, и вышел из каюты, направившись в сторону трапа.
Командир облегченно вздохнул. Кеша не подвел. Попугай стал во все горло требовать алкоголя, выкрикивая «Давай выпьем!», «Налейте птице!» и самую опасную констатацию «Кеша – дурак!» лишь после того, как адмирал со свитой покинули корабль.
Проводив высоких гостей, командир снял фуражку и протер платком мокрый от пережитых волнений лоб. После чего улыбнулся и, обращаясь к старпому и заму, пошутил:
– Мужики, купите этому пьянице от меня пачку сушек и сладкого шампанского. Заслужил, каналья!..
2.БЕЛЫЙ ТАНЕЦ
После развода с женой и ее скорого убытия к теще в Питер, капитан-лейтенант Петр Воробьев, как ни странно это звучит, проникся к своей Людмиле неподдельной благодарностью. Анализируя три года совместной жизни, он был весьма признателен этой женщине, ведь именно она умудрилась за этот небольшой срок напрочь отбить у него не только малейшее желание когда-нибудь снова жениться, но даже ликвидировала саму мысль о повторении данного рискованного эксперимента!
– Наконец-то закончились нелепые скандалы, идиотские разборки и регулярные причитания, – искренне радовался Петр. – Теперь буду умнее, никто и никогда больше не увидит меня в загсе. Дудки!
Но холостяцкая жизнь, как известно, имеет не только свои ярко выраженные плюсы, но и существенные минусы. По прошествии определенного количества дней с момента развода он уже не так яростно высказывался о семейной жизни, имея в виду некоторые весьма приятные моменты, связанные в первую очередь с интимной стороной этого совместного женско-мужского предприятия.
По этой причине, когда после двухнедельного пребывания в суровом осеннем штормовом море к нему подошел коллега по службе Славка Зощенков и предложил провести свободный вечер в местном ресторане «Чайка», Воробьев ни минуты не колебался и с радостью согласился. Ведь грех предаваться унынию, когда на свете существуют и другие грехи! Зощенков, как и он сам, был холостяком, на корабле считался компанейским парнем, а близкие друзья прозвали его Щеном. Причина такого прозвища была насколько примитивной, настолько и юмористической. Однажды корабельный писарь неправильно напечатал в суточном плане Славкину фамилию, сделав пробел после первых двух букв: «ЗО ЩЕНКОВ». Новый старпом, назначенный на корабль накануне, зачитывая на построении после спуска Андреевского флага план на следующий день, по незнанию ошибся и прочел то, что изобразил писарь, как «Тридцать щенков». Все, кроме Зощенкова, долго и беззлобно смеялись, а корабельные острословы сразу же взяли на вооружение этот ляп, прозвав Славку для краткости и в память о той истории Щеном.
– Слушай, Щен, тут на 75 процентов одни дамы, причем подавляющее большинство… противозачаточной внешности, – пошутил Воробьев, когда друзья расселись за столом у окна ресторанного зала и осмотрелись по сторонам.
– Ничего удивительного, это легко объяснимо. Я в Интернете прочитал, что сегодня Международный день бухгалтерии. Думаю, этот бухгалтерский шабаш собрался именно отмечать свой праздник. Нам с тобой от этого ни холодно ни жарко: выпьем, закусим и пойдем по домам, – изучая меню, небрежно констатировал Щен.
Но, как и следовало ожидать, им удалось лишь безмятежно выпить и закусить, потому как заиграла музыка и подвыпившие дамочки принялись, вопреки установленным этикетом правилам взаимоотношения противоположных полов, сами приглашать кавалеров на танец. Дабы придать данному процессу рамки социального приличия, со сцены какая-то развеселая и раздавшаяся вширь матрона поздравила коллег с праздником и объявила, мол, поскольку мужчин в зале маловато, то на весь праздничный вечер объявляется белый танец.
Женщины восприняли это заявление бурными аплодисментами и тут же бросились осуществлять его на практике. Отказывать было неудобно, а спрятаться – негде. Небольшой отряд мужчин, оказавшийся в ресторане в этот вечер, честно отплясывал и вальсировал с королевами балансовых отчетов, герцогинями плана счетов и графинями дебета и кредита.
На рослого и фактурного Щена сразу же положила глаз фигуристая блондинка за соседним столом. Видимо, в своих бухгалтерских кругах она считалась какой-то начальницей, потому как все ее уважительно величали Кирой Петровной и никто из присутствующих дам не смел даже бросить заинтересованный взгляд в сторону ее танцевального избранника. Обладателя более рядовой внешности Воробьева, напротив, приглашали на танец все кому не лень. Петр никому не отказывал, молча и терпеливо переносил повышенный спрос на свою персону. В самом конце вечера, перед последним танцем, образовалась небольшая пауза, и Щен попросил Воробьева:
– Петя, выручай, нужна твоя помощь. Кира просит, чтобы ты пригласил на танец ее подругу. Она очень стеснительная и целый вечер даже не встала из-за стола. Она сидит справа от нее, – Щен незаметно указал Воробьеву нужное направление.
И хотя Петру не хотелось танцевать, просьбу товарища он решил выполнить. Едва заиграла музыка, как Воробьев подошел к соседнему столу и пригласил на танец подругу Киры. Ею оказалась женщина лет тридцати, шатенка, в очках, в синем балахонистом платье, из-за которого было невозможно составить впечатление о ее фигуре.
– Как вас зовут? – ради приличия поинтересовался Петр.
– Клава. Клавдия.
– Очень красивое и редкое имя, – снова из вежливости произнес Воробьев.
–А мне не нравится. Это имя было родовым в Древнем Риме и происходило от слова «хромать».
– Ну, вы же не хромаете? – отморозил глупость Воробьев.
– К счастью, нет. А как вас зовут?
– Петр.
– С греческого это означает «камень». Петя, а вы не могли бы меня проводить домой? На улице темно и страшно. Киру проводит ваш товарищ, а вы – меня. Если, конечно, вы не против…
Воробьев согласился, хотя и без особого энтузиазма.
– Куда пойдем? – спросила Клава, когда они вышли из ресторана.
–А где вы живете? – вопросом на вопрос ответил Воробьев.
– Внизу, у морвокзала. На улице Сгибнева.
– Понятно. Давайте, держитесь за мою руку, и мы с вами будем медленно спускаться по трапу.
– Может, зайдем ко мне? – запросто предложила Клава, когда парочка через