– Роджер? – снизу его окликает мать, ее голос сочится сладостью, чистая патока. – Милый, можешь спуститься? Мы с отцом хотим кое-что тебе показать.
– Сейчас, ма! – кричит он в ответ, засовывая рисунки обратно в дыру под полом, рядом с прочими сокровищами.
У него звонит телефон.
Он почти забыл о нем: это артефакт из настоящего, а не из прошлого, которое сейчас окутывает этот дом, как саван. Он достает телефон из кармана и недоуменно моргает. На экране высвечивается номер Доджер. Он не понимает, зачем ей звонить, когда она может просто закрыть глаза и привлечь его внимание; может быть, она думает, что он уже снова с родителями и не сможет ответить. Неважно. Он нажимает «ответить» и подносит трубку к уху.
– Ты должен связаться с Доджер прямо сейчас, – говорит Эрин. Ни приветствия, ни паузы, чтобы удостовериться, что она не ошиблась: она точно знает, кто на другом конце провода, и у нее нет времени на любезности. Никогда не было. – Ты должен сказать следующее: «Верни нас в последнюю фиксированную точку». Скажи ей, что это приказ. Скажи ей, что это требование. Скажи ей, что это команда. И сделай это побыстрей, Галка Джек, потому что чертов Невозможный город вот-вот свалится тебе на голову.
– Эрин? Почему у тебя телефон Доджер? Она знает, что ты мне звонишь?
– Нет, и у меня нет времени объяснять тебе и не будет, потому что ты сейчас сотрешь последнюю неделю. В этом уравнении ошибка, тупица, в этом сонете нет рифмы. Прими любую метафору, но свяжись с ней и сделай, что нужно, и быстро.
– Роджер! – Гнев в голосе отца нивелирует сладость матери. – Спускайся сюда немедленно!
Роджер наклоняется и сжимает в руке телефон, будто это может что-то изменить.
– Слушай, Эрин, я хочу, чтобы ты вернула телефон Доджер и немедленно прекратила это дерьмо, или катись к…
– Ты что-то нашел.
Он замирает.
– Я не знаю что, потому что я не настолько на тебя настроена, но это что-то, чего, по-твоему, не должно существовать. Какой-нибудь рассказ, который ты написал о своей сестре, или фотография, или рисунок. Ты нашел что-то, чего не было в этой временной линии, среди вещей, которые точно были. Так случилось, потому что мы уже были в этой точке раньше. Не в точности здесь, не прямо в этой точке, но плюс-минус рядом. Мы уже столько раз это делали, что я начала вспоминать, и ты должен позвонить Доджер и повторить ей все то, что я сказала тебе, прямо сейчас.
– Или что?
– Или эта временная линия может оказаться последней. Ты слишком взрослый для химических перезагрузок и терапии. И достаточно взрослый, чтобы потерпеть неудачу. В прошлый раз ты меня послушал.
– Откуда ты знаешь?
Эрин мрачно хмыкает.
– Мы все еще здесь, не так ли? Убирайся на хрен с невероятной дороги, или ты покойник, и Доджер вместе с тобой.
Звонок обрывается. Роджер опускает телефон, не отрывая от него взгляда. Все это бессмыслица. Так не бывает. Но картинка в его руке настоящая, а по лестнице кто-то поднимается, и все это не имеет смысла, и почему-то все это ужасно в своей бессмысленности.
Он закрывает глаза.
– Доджер?
Задний двор, цветущий сад. Перспектива меняется, когда Доджер садится.
– Роджер? Ты в порядке?
– Ты должна вернуть нас в последнюю фиксированную точку.
Шаги уже на лестничном пролете. Они стараются ступать тихо, но, в отличие от него, не знают, какие половицы скрипят. Они не выросли здесь.
– Не понимаю. Что ты хочешь, чтобы я сделала?
– Верни нас, – повторяет он. Он должен был сказать еще кое-что. Запинаясь, он произносит: – Это приказ.
– Роджер…
Ручка на двери поворачивается.
– Это требование.
Дверь открывается; поступь достаточно тяжелая, так что Роджер понимает, что это отец.
– Что ты делаешь, парень? Открой глаза.
– Это команда.
Глаза Роджера по-прежнему закрыты, когда отец хватает его за руку и оттаскивает от тайника. Роджер еще не успел их открыть, когда все перед взглядом Доджер затмевает белая вспышка, она бежит от ее зрительных нервов к его, белое захватывает черное, опрокидывая шахматную доску.
«Мы ошиблись», – думает он, и все исчезает.
Девочка приземлилась на все четыре конечности – как дикое животное, а не как ребенок. Она медленно выпрямилась, и стало ясно, что она немного выше Эйвери и немного ниже Циб. Она втиснулась в пространство между ними, как будто оно было спроектировано по ее меркам.
У нее были черные волосы и желтые глаза, платье из черных перьев чуть выше колена. Босые ноги и такие длинные ногти, будто никто их ни разу не подстригал – специально, чтобы она могла легко лазать по всем стенам на свете.
– Ты кто? – с благоговением спросила Циб.
Эйвери пришлось подавить желание немедленно оттащить ее от девочки. Если бы он позволил, Циб осталась бы здесь навсегда, он был уверен в этом: она бы не смогла вовремя заметить опасность, а без нее он не смог бы вернуться домой.
– Я Девочка-ворона, – ответила незнакомка, склонив голову набок. – А вы кто?
– Я – Эйвери, а это Циб, – ответил Эйвери. – Можешь сказать, где мы?
– Хм, в Под-и-Над, конечно, – ответила Девочка-ворона, склонив голову в противоположную сторону. – Наверное, вы не очень умные, если даже не знаете, где вы. Это ботинки виноваты.
– Ботинки? – спросила Циб.
– Ботинки. – Девочка-ворона подняла левую ногу и выразительно пошевелила пальцами. – Если ты не чувствуешь, куда идешь, как же ты узнаешь, где был? Небеса для крыльев, а дороги для ног – из этого состоит мир.
– Как может что-то быть одновременно и под, и над? – спросил Эйвери.
– Когда ты над деревьями, ты все еще под небом, – ответила Девочка-ворона. – Здесь, в Под-и-Над, мы одновременно и то и другое, всегда, и никогда не между…
Книга IV
Усложнение
Напрасно ты желаешь получить сердце. Оно делает большинство людей несчастными. Если бы ты только знал, как тебе повезло, что у тебя нет сердца.
Вот карандашные наброски, Здесь все, что мы смогли представить. Дай знак, что ты меня увидел, Я стерта – это не исправить.
Флегматик
Лента времени: 17:20 PST, 16 ноября 2008 года. Снова
– Когда тебя ждут дома? – Доджер стоит у дальней стены с маркером для доски, добавляя числа в уже начатые колонки символов быстрым