Пока Риду не понадобился молоток, чтобы забить упрямый гвоздь. Пока Эрин не понадобилось обучение. Пока кукушатам не понадобился кто-то, кто наблюдал бы за их гнездом, пока они растут; кто-то, кого они могли бы принять за своего, хотя технически это невозможно. Свои друг для друга только они сами. Всегда только они.
Эрин бывала в этой точке много раз: временные линии петляли, изменялись вокруг нее снова и снова. Ни в одной из них Даррена рядом не было. Она подозревает, что, как и попытка самоубийства Доджер, его смерть – одно из тех событий, которые невозможно изменить: на нем основывается ее готовность предать Рида. Она ненавидит их за это – ненавидит Роджера и Доджер, которые могли бы быть вместе, если бы перестали друг друга отталкивать. Она ненавидит их больше всего на свете, и она умрет уже в который раз, если это будет необходимо, чтобы они остались вместе. Она делала кое-что и похуже.
– Я не могу с ней связаться, – говорит он. – Она не… Мы не общались семь лет. Я не отвечал, когда она пробовала постучаться, и однажды она перестала выходить на связь.
– Попробуй.
– Я не могу.
– Из-за тебя нас обоих убьют, – говорит Эрин, но в ее голосе нет злости. Она достает из кармана телефон и швыряет его на кровать. – Попробуй обычным способом.
– У меня нет ее номера.
К его удивлению, она смеется. Это высокий, яркий, невозможно напряженный звук, будто лопается стекло.
– О, поверь мне, счастливый мальчик, это никогда не имело значения. Попробуй.
Роджер берет телефон. Набирает номер ее старой квартиры – которой не существует уже несколько лет. Ждет.
Три гудка, четыре, пять, он уже почти решает закончить звонок, когда слышится щелчок, а затем в его ухе раздается голос Доджер, и Доджер говорит ему:
– Это Доджер. Что вам нужно?
Во рту у него мгновенно пересыхает. Он с усилием сглатывает, а потом говорит:
– Эм. Привет, Додж.
– Роджер? – слышит он озадаченный голос. – Почему ты звонишь мне с крыши? Ты наконец решил обзавестись мобильным?
Во рту пересыхает еще сильнее. Он не может говорить.
(Потому что он это помнит; еще мгновение назад не помнил, и он даже не может сказать с уверенностью, что это уже случилось мгновение назад, но совершенно точно и однозначно случилось сейчас. Вот Доджер возвращается с кухни, куда ходила за лимонадом и брауни, и допытывается, зачем было разыгрывать ее звонком с крыши, если он знал, что она сейчас вернется. Он отнекивается и говорит, что у него нет мобильного и он просто никак не мог позвонить. Это был прекрасный день. В воздухе пахло жимолостью. У брауни был вкус шоколада и марихуаны. И это случилось почти восемь лет назад.)
Сейчас она повесит трубку. Он это знает, поэтому снова тяжело сглатывает и говорит:
– Я соскучился. Вот и все.
– Придурок, – с глубокой нежностью говорит она.
Раздается щелчок – она поставила трубку на подставку (стационарные телефоны, тогда они еще пользовались стационарными телефонами), и теперь он слушает тишину.
Затем Роджер медленно опускает телефон и переводит взгляд на Эрин.
– Я только что позвонил Доджер.
– Ага, – говорит Эрин. – Но, похоже, ты набрал старый номер.
– Но как?..
– Собирайся. Возьми все, что нужно. – Она достает из кармана зажигалку, щелкает и начинает зажигать пальцы Руки. – К утру мы должны исчезнуть.
Еще мгновенье Роджер просто на нее смотрит. Затем быстро начинает собираться.
Последнее, что делает Эрин, – поджигает дом.
Она делает это стремительно и точно – прикасается Рукой славы к старому деревянному крыльцу и отступает назад, когда пламя начинает разгораться, разрастаясь слишком быстро, слишком прожорливо для обычного пламени. Когда огонь, потрескивая, полностью охватывает фасад дома, она отворачивается и идет к тротуару, где ее ждет Роджер.
– Надо побыть здесь пару минут, – говорит она. – Рука славы делает нас абсолютно незаметными для всех, кому не положено нас видеть, а нам до того, как уйти, нужно убедиться, что огонь как следует взялся за интерьер.
– Ты сожгла дополнительный корпус естественных наук, – говорит он.
Если Эрин и удивлена непоследовательностью его заявления, она этого не показывает. Она просто кивает.
– Да. Я его сожгла. С телом вашей подруги внутри. Мне пришлось. Это был приказ.
– От людей, которые, если верить тебе, нас «создали». – К концу фразы его голос ломается от горечи, так что последние два слога слова «создали» почти нельзя разобрать. – И они же сказали тебе убить Смиту?
– Да.
Из соседних домов выходят люди, машут руками в сторону пожара, кричат и говорят друг другу набрать 911. Некоторые выглядят слишком заинтересованно. У таких даже при виде свечи в глазах появляется блеск, и в ближайшие дни им будет сниться огонь. Опасные люди.
– Зачем?
– Потому что по вашей крови она поняла бы, что вы не настоящие. Что ты и твоя сестра были созданы, а не рождены. Вы слишком похожи, чтобы быть разнояйцевыми, и слишком разные, чтобы быть однояйцевыми. Она была очень умной, и перед ней встала сложная задача. Она поняла бы, что что-то не так. Ваши создатели, не хотят, чтобы кто-то что-то разнюхал про их дела. Ее нужно было убрать.
– Но…
– Мы уже сто раз это обсуждали. Поверь. Я даже несколько раз позволяла ей жить, когда мне казалось, что мы можем рискнуть. И знаешь, что происходило? Мы оказывались в дерьме гораздо быстрее. Быстрее приходили к нулевой точке. У тебя было слишком мало времени, чтобы освоиться в языке собственной кожи. У Доджер было слишком мало времени, чтобы понять, как работать с числами. Мы умирали быстрее. Так что не спорь со мной. Смерть Смиты – это отстой. Меня воротит оттого, что я ее убила. Но она умерла быстро и чисто, и мы смогли столько времени жить спокойно, и по итоговому счету я выбираю такой вариант. Свою жизнь, а не ее, точка.
С мягким треском обрушивается крыша. Кто-то все-таки позвонил в 911: воздух наполняется звуком сирен. Постепенно до Роджера доходит, что никто не показывает на них пальцем. Никто не подходит, чтобы спросить, все ли с ними в порядке. Они много лет жили по соседству, а теперь соседи ведут себя так, будто их не существует.
– Что… – начинает он.
– Я же говорила.
Эрин берет его за руку и ведет к ближайшей группе глазеющих