Хозяйка, счастливая от полного дома гостей, уже разносила горячие, поджаренные на масле рубленые чебуреки – с шурпой так и не успела. Их вкусный запах напомнил Маа-дыру о протухшем мясе, которое старалась спрятать от него бабушка, и он поискал глазами, из чего умудрилась бабушка приготовить горячее угощение? Над печкой сушилась козлиная шкурка с белым пятном на холке.
Зачем!
Передал бутылку землякам, протиснулся к бабушке. Прикрыл от всех, обнял худенькие плечи под атласным халатом. Анай виновато опустила голову:
– Ничего, родной. Это просто еда. Вкусно и полезно.
– Вон сколько всего привёз…
– Ты идёшь на войну, там тебя могут убить. Я могу уйти в дальний путь, не дождавшись тебя. Всё житейское. Стол для гостей не должен заметить этого.
Она говорила вещи, которые в другой момент не произнеслись бы никогда, но оба понимали: одной молитвы и артыша-ладана для солдата на войне мало, там горе быстрее счастья скачет. Осмелилась погоревать о главном:
– Мечтала понянчить деток от тебя. Надобно уже.
– Понянчишь. Обещаю.
– Девушки хоть в твоей Москве есть?
– На каждом углу.
– А почему ж они такие слепые, если не видят такого, как ты.
– Надо искать половинку, а вокруг пока все цельные или четвертинки.
– Всё шутишь.
Хотела подольше задержать рядом внука, но гости ждали общего веселья. Староста привычно перехватила руководство столом и подняла рюмку:
– Маадыр, мы знаем, что ты у нас герой. Но что бы ни случилось на войне, помни: хвалить или ругать будут не солдата Маадыра, а тувинца. Твоя земля здесь, твои предки здесь, твоё имя навеки здесь, сынок. А мы тебя будем ждать и молиться. Оршеэ – помилуй!
Пригубив вино, подозвала виновника торжества. Отыскала в своих одеждах маленький синий тувинский флажок с всадником, парящим по небу навстречу солнцу, вручила под аплодисменты. Опершись на костыли, встала и набросила виновнику торжества на плечи и кадак – белый шарф, означающий светлую дорогу…
3
У войны нет времён года.
Ей без разницы, солнце в небе или молния. Грязь под ногами или бархатная пыль. Снег сечёт землю, или его самого подъедает весенний туман. А если ещё в солдатской «отдыхайке» звучит флейточка, то ни месяц, ни день недели уже не играют роли.
* * *
– Они разных размеров. Это самая маленькая – пикколо.
– Мужику если играть, то на трубе или барабане. А не в свистульку дуть. Я так думаю.
– Ну-у, товарищи! В музыке нет мужских или женских инструментов. Что из того, что я выбрал флейту?
– Историк, а чётки разделяются на мужские и женские? Дай посчитаю.
– Чётки – это не бусинки перебираешь, а читаешь суру из Корана.
– Не надо. Чётки и христианские есть. Вообще, молитва – это дыхательная йога по своему подбору слов и знаков. Не зря молитва лечит.
– Цыган, тебе-то откуда было знать из своей Молдавии про православные молитвы?
– От верблюда.
Тёрки в курилке прерывает майор Журавко, некогда служивший командиром сапёрной роты. Не успев особо устроиться в мирной жизни после увольнения, попал в первый невод мобилизации.
– Десантник – человек свободный. Куда его пошлют, туда он и должен хотеть идти. А вы – выберу флейту, выберу молитву. Купец, для чего шишки собираешь?
– Пусть будут…
Майор вообще-то полковой психолог. Из-за отсутствия свободных командных должностей назначен вытирать слюни великовозрастным дядям, оторванным от женских юбок и превращённым в «мобиков» – попавших под мобилизацию будущих героев СВО. Размытые обязанности, которые не знал, похоже, и Генеральный штаб, оказались благом для командира полка, позволяя ему затыкать «психом» все дыры. Тот самый начальник «куда пошлют», которыми так славна армия.
Пока чаще посылает он.
– В колонну по три – становись.
– Москвич! – поторопил Маадыр заговорившегося подчинённого. – Каждый раз отдельное приглашение?
– Ленушок, солныш, я перезвоню, у нас построение, – долговязый боец смахнул с экрана фото жгучей брюнетки и замкнул колонну. Не стерпел понукания: – Наконец-то услышали, как кричит молодой марал.
Маадыр развернулся для ответа, но Москвич, опередив, пропел:
– «Голубые глаза наполнены солью»… – и тут же отгородился именем исполнителя песни: – Егор Крид.
На этот раз майор ударил кулаком в ладонь: «Ша! Будут вам на СВО и маралы, и голубые».
На освободившиеся в курилке места с сосен спикировали вороны: солдатики из года в год приходят и уходят, а они остаются. На двести лет вперёд. Хозяева жизни в военном городке – они. Надо только уметь терпеть, ожидая свой час. А он обязательно наступит, уж чем-чем, а болотом в армии никогда не пахло…
– К месту занятий, на «поле дураков», бегооооом…
Когда Черчилля однажды попросили поделиться секретом долголетия, тот усмехнулся: «Где можно было сидеть, я не стоял. Где имелась возможность идти – никогда не бежал».
– Марш!
В армии бегают все и всегда! Из пункта А в пункт Б, между которыми, как правило, не существует асфальтовых дорожек. В лесах под Рязанью, где перед отправкой на фронт проходили тренировки мобилизованных, требовалось не просто добежать, но и не вывернуть ноги на корневищах. Гранатомётчик Вася Синяк берцами сорок последнего размера ломает им, конечно, выпирающие коричневые косточки, но чертыхается и он. Даже худющий флейтист Женя с цветочной фамилией Незабудка, вроде и порхающий бестелесно над тропой, с благоговением вспоминает раздолбанную дорогу от дома до филармонии. А у него-то всего из груза, кроме пикколо в чёрном футлярчике, болтается на груди АК-74, пытающийся достучаться через бронежилет до души хозяина: дай передохнуть.
Услышал Журавко.
– Стой!.. Подравнялись! Бык ровнее брызгает, чем вы стоите. Десантнички, прости Господи… Тема занятий «Минно-взрывные действия», – майор поднял, словно мышь за хвостик, за бикфордов шнур тротиловую шашку. Ею же и начал указывать цели на полигоне, на котором, как на истинном «поле дураков», постоянно что-то роют, прячут, пилят или взрывают: – Перед вами мост – взрываем к едрене фене. Рядом водокачка. Её тоже вдребезги. И так всё до границы с…
Черту, где требовалось остановиться русскому солдату, не определил даже Верховный Главнокомандующий, поэтому майору пришлось довольствоваться учебной водокачкой посреди полигона. Но с угрожающим видом поинтересовался:
– Вопросы есть?
В ответ тишина, если не слушать дятла на засыхающей сосне, высоченным солдатиком примкнувшей к правому флангу взвода. Чёрно-белый фрак долбоносика совсем не подходил под камуфляж «мобиков», а значит, дятел никакого отношения к армии не имел и мог позволить себе игнорировать команды, добывая пропитание отработанными