Сегодня у меня в лекарне выходной, работает дежурный лекарь Бертон. Он остался здесь, несмотря на то, что на осмотры не попадает. Зимой он уезжал по своим делам, собирал новую информацию о болезнях и лекарствах, делился своими знаниями с миром. Но весной решил вернуться, и мне стало чуточку легче.
Начало было тяжелым. Мы продали ветхий дом в деревне, король выделил средства из казны, но инстанции вставляли палки в колеса везде, где могли. Андрэ пришел на выручку в силу профессиональных знаний, но бо́льшую часть по помощи взял на себя Кайрон.
Честно говоря, я ожидала, что он быстро сдастся, бросит все и вернется к своей комфортной жизни. Будет ходить в чищеных сапогах, в мундире с нашивкой генерала и отдавать приказы тем, кто обучен их получать.
Строители оказались необученными, но Кайрон и к ним нашел подход, и уже через неделю строительная площадка напоминала военный лагерь, притом обиженных я не замечала. Разве что в первое время.
Поскольку мы выкупили землю под лекарню с одним уже готовым зданием, я приступила к практике незамедлительно, и столица ужаснулась от того, сколько женщин ехало со всего Асдевиля в эту лечебницу.
Да что там мы все ошалели. Кайрон лично взял план будущего корпуса и расширил его почти в два раза. Потому строительство затянется еще сезон, а в вестниках продолжат гадать, какой же большой в итоге будет первая женская лекарня Асдевиля.
Ясное дело, что мне одной и с посильной, но ограниченной помощью лекаря Бертона, было не справиться с наплывом пациентов, потому мы приглашали санитарок и проводили обучения, пока месяц назад не пришел ответ от Авроры.
Каково же было мое удивление, когда она помимо рассказа о делах, сообщила, что у нее есть девушки, выпускницы приюта, имеющие уже представление о лекарском деле и желающие продолжать этот путь.
К тому времени не только король, но и его душные министры понимали, что отказать людям в таком праве не могут, — прецедент породил сильный спрос. Потому разрешение выдавать статусы лекарей женщинам дали практически незамедлительно, но с кучей оговорок, конечно же.
Но кого это пугает? Москва тоже не сразу строилась.
Да и учить юные умы непросто. Девочки много еще не знают и часто ошибаются, но кто родился со скальпелем или с фонендоскопом в руках? Никто. А глаза учениц, которые еще вчера даже мечтать не могли о том, чтобы приблизиться к званию лекаря, горят таким огнем, что не сто́ит сомневаться: эти интерны горы смогут свернуть.
Потому и хочется улыбаться, глядя на то, как медленно, но верно меняется мир. Хочется наполнить легкие долгожданным ароматом новой весны. И в который раз отыскать генерала Кайрона в толпе строителей, с которыми он как с малыми детьми возится не хуже воспитателя. Бывшего генерала, вообще-то, но что-то мне подсказывает, что это ненадолго.
В лекарню уже дюжину раз приходили гонцы и важные люди. Кто за советом, кто с письмом. В армии его не хватает, и это понимаю даже я.
Как-то раз не удержалась и спросила, не скучает ли он по прошлому. А Кэрон ответил слишком просто:
— Воспоминания, лишенные души, не имеют значения. Даже если ты так и не посмотришь в мою сторону, я уйду могилу счастливым от того, что делил мечту на двоих.
Так он сказал одним зимним вечером, а я промолчала. Промолчала о том, что не смотреть на него , когда он заполнил собой буквально все, уже невозможно. Он ведь даже поселился в комнате напротив моей, но я, честно сказать, не возражала. Кайрон делал куда больше, чем я могла принять. Приходил вечерами уставший в общую залу, еще и с корзиной от кухарки, которая теперь готовила на всю лекарню, и пару блюд отдельно на заказ.
— Соседка у меня готовить не любит, но есть-то любить иногда надо, — подшутил надо мной дракон.
Хотя я в тот вечер припрятала десерт. Выглядывала в окно между приемом пациентов, видела, что день у Кайрона хуже, чем обычно, и решила, что сладкое ему не повредит.
Каково же было наше удивление, когда после первых блюд и я и Кайрон достали яблочные шарлотки “из закромов”.
Рассмеялись, а потом он спросил:
— Расскажешь о своем мире?
Вот уж не думала, что тем человеком, которому я буду ведать о прошлом, окажется именно он. Но не отказала. Мне хотелось хоть как-то отблагодарить его за помощь.
Начала рассказывать и потеряла счет времени. А потом все ловила себя на опасной мысли, что пристрастилась. Пристрастилась после работы поедать с ним пироги, сидеть у камина, слушать, как трещат тихо угли, и просто болтать.
Меня никто так не слушал, как Кайрон. Он будто ловил не только интонации, но и каждый взмах ресниц. И становилось страшно от мысли, что если настанет день, когда я это потеряю, то буду очень тосковать.
Хотелось спрятаться, но я себе напоминала, что уже не маленькая девочка, что не просто взрослая, а зрелая. Хотя все мы в душе всегда тридцатилетние, и это, как по мне, самый лучший возраст.
Позже я сама начала расспрашивать Кайрона о его жизни. Он оказался не очень разговорчив. Даже пожалела сначала, вспомнила, что военные в любом из миров не болтуны, но все же… Кайрон начал. Постепенно, медленно, коряво,и в какой-то момент грань стерлась, разговоры стали даваться так же просто, как умывания по утрам. И сам дракон стал смотреть на меня уже другим взглядом. Более сияющим, более свободным, что ли.
И были моменты, когда мы просто стихали, а эта тишина становилась намного дороже слов. Мы говорили взглядами. Долго, мучительно, а затем я уходила спать. Он желал спокойной ночи, а я, закрыв за собой дверь, припадала спиной к стене.
Ее прохлада должна была помочь прийти в себя, но внутри все горело так, что полночи не удавалось уснуть. Зарекалась, что следующим вечером избегу разговоров и ужина, но с удовольствием шла в эту ловушку.
А в дни, когда Кайрона не было, гостиная казалась непривычной пустой. В дни, когда не было меня и случались внеплановые дежурства в лекарне, Кайрон приходил в кабинет. Он быстро научился распознавать, когда мне нужно сунуть пирог и поворчать, а