– Я мало вращалась в нем.
– Да. Я знаю, что твоя семья вела далекий от столичных увеселений образ жизни. К счастью, первый весенний бал, на котором я тебя увидел, твой брат не пропустил.
Мой брат отвез меня во дворец в надежде выгодно продать, хотя и назвал это красиво: «Тебе пришла пора выйти замуж».
Понимая это не хуже меня, Исмаэль все же сумел найти слова, чтобы не причинить мне новой боли.
– Так почему же ты не сказал мне?
– Не знал наверняка, что ты захочешь слушать. Да и что бы это изменило, если сердцу не прикажешь?
Умолкает, потому что не может не чувствовать, как мое сердце зашлось, забилось так часто.
– Теперь мне кажется, что мое сердце всегда молчало. Или я просто его не слышала.
– Значит, сейчас самое время начать.
Он гладит мое лицо и целует так ласково. На этот раз – уверенно и смело. Зная, что я захочу и отзовусь ему с радостью.
Самое правильное продолжение такого поцелуя – снова обнять его, потереться о его висок кончиком носа.
– Но имей в виду, тебе и правда придется всему меня научить. Мне кажется, я непозволительно неуклюжа для княгини в некоторых… вопросах.
Голос садится сам собой, а слова обрываются, потому что он гладит мое бедро горячо и медленно. Привыкает к возможности касаться сам, приучая меня.
– Не тревожься, моя княгиня. У нас для этого бездна вр
6. Часть вторая. Когда цветут розы
Первый снег лег на землю нарядным сверкающим покрывалом – пушистый, легкий, радостный.
Несмотря на то, что не все поместье мы успели привести в порядок, зима в этих краях оказалась нестрашной и ласковой.
Быть может, потому что теперь мы жили южнее столицы.
Быть может, меня согрело и сделало счастливой это так естественно пришедшее «мы».
– Куда мы едем?
– Терпение, моя дорогая. Скоро увидишь.
Князь Исмаэль предпочитает носить черные плащи, но теперь совсем не кажется в них удручающе мрачным. Напротив, узнавая его издалека по одежде, люди научились радоваться ему искренне, потому что он всегда был радушен с ними и ни дня не сидел без дела.
Прогулка, на которую он позвал меня так внезапно, началась почти непозволительно для этого времени года поздно – после обеда, когда над землей уже начинают сгущаться вечные холодные и неприветливые сумерки.
Одевшись потеплее, я, не задумываясь, последовала за ним, потому что знала: он не доставил бы мне неудобств без веской на то причины.
– Тогда расскажи мне об этих землях. Почему их называют проклятыми?
Исмаэль смеется, перехватывает поводья удобнее, чтобы лошадь не ускорила, но и не замедлила шаг.
– Неужели тебе еще не рассказали?
– Мне было немного не до того, – нежная и лукавая улыбка, посланная ему в ответ, выходит так просто.
Полтора месяца, прошедшие с той сотканной из тайн ночи, в которую мы по-настоящему стали мужем и женой, слились для меня в один ослепительно светлый и радостный день. В нем были смех и любовь до изнеможения. Начинавшиеся с улыбки утра и бесконечно долгие иссушающие своим жаром ночи. Княжна Тайра, ничего, разумеется, не знавшая, но понявшая каким-то внутренним чувством и внезапно осмелевшая достаточно, чтобы взять меня за руку. Княжич Тимион, сказавший однажды вечером тихо-тихо: «Я рад, что отец тебя встретил».
Всего одна ночь. Одно оказавшееся совсем не трудным решение, подарившей мне семью, так не похожую на мою родную.
Лишь теперь я поняла, почему девочка-кухарка так хотела знать, какие пироги я люблю, а садовник то и дело нуждался в моём совете.
В этой семье – окончательно и бесповоротно моей – было принято пить чай вечерами и рассказывать о том, как прошёл день. Не смеяться и не поджимать губы снисходительно, морщась от неуемного восторга узнавшего нечто новое детей.
«Я хочу научиться тебя фехтовать», – пообещал Исмаэль, лёжа рядом.
Он гладил кончиками пальцев мой живот, а я перебирала его волосы.
«К чему это мне? Или нам может грозить опасность?»
До того мечтательно и устало улыбавшийся, он сделался невероятно серьёзен, приподнялся, опираясь на локоть.
«Быть может, и ни к чему, но умеющий защитить себя человек всегда чувствует себя спокойнее. Не важно, мужчина ты или женщина. Я хочу, чтобы ты всегда была в безопасности».
Стараясь верить в то, что судьба больше не нанесет ему подлый и сокрушительный удар, он все же предпочитал все просчитать, продумать наперед, а я не видела смысла переубеждать его.
Тем более, что занятия эти превратились не столько в учебу, сколько в очередной акт любви. От того, как муж учил меня держать шпагу, от красноречивой хрипотцы, слышавшейся в его голосе, когда он склонялся к моему уху, чтобы что-то объяснить, так сладко сводило пальцы.
Выйдя на улицу, чтобы посмотреть на первый снег, я ловила его губами и вдыхала холодный воздух полной грудью, я чувствовала себя свободной, как никогда.
Еще до этого снега я оставила букет роз у дома рыжей ведьмы. Не подарила, не отправила мальчишку-конюха, потому что путь к ней мне теперь был заказан – получив помощь, не стоит тревожить Высшие силы понапрасну. Цветы я просто положила на порог, когда проезжала мимо, и хотя даже кот не вышел, чтобы принять их от меня, знала, что она догадается, от кого эта благодарность.
Теперь мы ехали по узкой, давно, казалось бы, заросшей тропе, но лошади не выглядели взволнованными. прежде чем ответить мне, Исмаэль по очереди потрепал их по гривам.
– Что ж, тогда слушай. Говорят, что эти земли полны чудесами. Что они сами по себе, безо всяких колдунов и ведьм умеют проклинать или благословлять людей, ходящих по ним. Граф, построивший поместье, принадлежащее нам теперь, был тщеславен. Первый камень он заложил, когда был уже немолод, но не потому что мечтал поселиться здесь или оставить своим детям красивый дом, а потому что желал прославиться. Он мечтал, что, глядя на творение рук его, путники будут останавливаться и любоваться, а местные побоятся даже приблизиться, чтобы ненароком не осквернить своим невежеством такую красоту. Разумеется, деньги на это строительство он забирал у крестьян. Увеличил налоги и долю урожая, которую люди должны были отдавать ему. Пока они беднели, дом хорошел.
– И земли этого не простили?
Невеселая