– Откуда ты? – Сом говорит мягко. Старается показать, что он не враг.
Кем бы ни была незнакомка – вряд ли демоном или водным духом, – она выглядит ровесницей Умбры. На год или два младше Сома.
– Из моря? – размыкаются покрытые солью губы. Голос не звонкий по-девичьи, а неожиданно взрослый. Может, охрипла, воды наглоталась…
– Это вопрос?
– Я не… знаю.
Горчак присвистывает.
– У неё память отшибло.
– Теперь точно не видать награды.
– Да какой там!..
Все трое переминаются поодаль. Сом прикидывает варианты.
– Та-ак, – протягивает он, почесав кончик носа, как делает всегда, строя очередной план перед уловом.
Под носом красуется тонкий порез: старая бритва затупилась, а за новой надо шагать в город, через карантинную заставу. Вернее, подземными тропами, в обход патрулей. Будучи лидером, Сом предпочитает не рисковать лишний раз.
– Вы трое, – он машет рукой, – ступайте-ка в Крепость. Приготовьте койку Умбры… – взгляд Сома на миг темнеет, – и чай. Про котёл не забудьте! – добавляет он, пытаясь вспомнить, какие травы остались в жестяных банках, хранящихся в буфете.
Порыв ветра заставляет вздрогнуть. Если погода портится, надо спешить: проверить схроны, подлатать выходы, но сначала…
– Вставай. – Он протягивает никсе руку.
Она одёргивает подол рубахи. Отталкивается ладонью от песка и поднимается на ноги, слегка покачнувшись. Сом шагает вперёд, чтобы поймать, если начнёт падать – вдруг у неё что сломано, тогда придётся на руках тащить, – но нет, тамерийка делает шаг. Потом ещё один, так неуклюже и одновременно грациозно, как тонконогий оленёнок. Встряхивает волосами, пытаясь избавиться от песка. Вскидывает голову, глядя на мальчишек.
– Ну, чего встали? Оглохли? – Сом подгоняет братьев, иначе не пошевелятся.
Судя по лицу Горчака, тот собирается отпустить едкую шутку. Понятно, какого толка. Сом красноречиво показывает кулак. Над Ёршиком пусть потешается – до тех пор, пока не переходит границу, – а над ним не посмеет. И так разбаловал младших, скоро на шею сядут.
– Сом, – произносит она, будто пробуя имя на вкус. Получается забавно, с шипящей долгой «с» и почти проглоченной «м» на конце.
Он кивает, провожая взглядом парней. Ёршик оглядывается через плечо: хочет остаться, но Сом не дурак. Братья могут думать что захотят; он объяснит им позже, если внезапная находка окажется девчонкой из плоти и крови и никем больше.
Тревога селится между рёбрами с того момента, как он впервые её касается. Такое бывает, когда инстинкты настойчиво кричат, предупреждая об опасности, заставляя в нужный момент «подсекать» во время улова на городских площадях, чтобы остаться незамеченным.
Сейчас чувство притуплено, но скользкий ком ворочается в животе. «Доверяй кишкам, камрад, – говорит в таких случаях Карп, – если сводит от голода – ешь, если от страха – делай ноги».
Что делать с никсой, Сом пока не знает.
– Так ты не помнишь ничего? Кто ты, как здесь оказалась?..
– Я помню… кое-что. – Она ступает осторожно, перекатываясь с пятки на носок, обходя выброшенные морем коряги и осколки раковин. – Была буря, и там… – незнакомка обрывает себя на полуслове, – я осталась одна.
Её имперский выговор звучит необычно. Тамерийка тянет гласные и съедает окончания. Помимо сомнений Сом улавливает горечь: она помнит и в то же время не желает помнить. Прячет внутри то, что стоило бы отпустить на волю. Знакомая манера.
Сом не впервые принимает в Братство новичков. Он знает, каково это. Девчонка придёт в себя, пообвыкнется и, кто знает, вдруг начнёт болтать без умолку, говоря о прежней жизни. А если захочет – уйдёт. Сом никого не держит насильно, но за никсу чувствует себя в ответе, несмотря на тревогу.
– Ты была на корабле? С кем-то из родных?
Далеко же её забросило!.. Ни пассажирские, ни грузовые суда не заходят в порт Клифа уже три недели, и никто не может ответить, сколько продлится карантин. Миножья хворь охватила бо́льшую часть кварталов; мосты, соединяющие Внутренний и Внешний круги, развели, чтобы зараза не распространилась дальше.
Шагая по левую руку от никсы, он бросает на неё быстрые оценивающие взгляды. На богачку новая знакомая не похожа. Во-первых, оттенок кожи. Горчак был прав: слишком смуглая. Не тёмная, как у кочевников, но всё же. Волосы падают густыми кудрями до лопаток. Вся тонкая, изящная, как статуэтка древней богини из китовой кости, но при этом на руках и ногах отчётливо видны мышцы. Хорошая бегунья. Или пловчиха – опытная охотница за жемчугом, – потому и выжила, не утонула в шторм.
Отчего-то Сому кажется, что найдёнка ближе к ним по духу, чем к кому-то ещё. Найди её рыбаки, сдали бы жандармам, а те кормить и греть просто так не станут. Все гиены были для братьев врагами, независимо от должности и поста. Хотя тем, на чьи плечи легла охрана Внешних кварталов, можно только посочувствовать.
– Не корабль, – говорит она после долгого молчания, – а плот. Плавучий дом.
Сердце на мгновение замирает.
Значит, она всё-таки из кочевников – странствующих та-мери, которых колонисты выгнали с родных земель. То-то Ёршик обрадуется!
Ходят легенды, будто миножья хворь родилась на острове Летнего Дождя. Давным-давно проклятие тамерийских колдунов настигло первых поселенцев и разнеслось дальше, пока не заняло половину островов доминиона4. Говорили, имперские врачи бились над созданием лекарства, но безуспешно. Рано или поздно проклятие «просыпалось» снова.
Чепуха на рыбьем жире, считает Сом. Про Окраинную Цепь в столице не думали. Ни тогда, ни сейчас. Они тут сами по себе: если повезёт, выживут.
– Никто не выжил, – эхом на его мысли откликается Никса.
– У тебя есть имя?
– Было, – отвечает она. – Нура.
– Что оно значит?
Он подаёт ей руку, помогая перебраться через насыпь камней. Узкая прохладная ладонь лишена девичьей мягкости. Сом сглатывает. Вроде вышел из возраста Горчака, когда на языке вертятся остроты, а самого бросает в дрожь при виде девицы. Сом старше остальных и видел разных девушек: на улицах, в питейных домах…
– А должно? Или может не значить?
Она глядит прямо, и Сом неожиданно для себя смущается.
– Я просто подумал…
– Твоё имя не настоящее. Не речная рыба с усами.
Он фыркает. Будь на её месте кто-то другой, Сом бы рассмеялся или дал подзатыльник – в качестве воспитательной меры, – но из уст чужачки простая вещь звучит обидно. Он выпускает её руку и сжимает кулаки. До Крепости ведёт ровная тропа между песчаных дюн: гостья не споткнётся.
– Не всем дают имя при рождении. Некоторые выбирают сами.
Он больше не смотрит на неё –