Я смотрю на письмо, пока в глазах не начинает темнеть, а сердце не начинает стучать так, что вот-вот лопнет. Затем я падаю обратно на кровать с тихим, сдавленным смехом.
– Как иронично… – шепчу я вслух самой себе.
Глава шестая
На следующий день, вот уже второй раз за неделю, я снова оказываюсь в кладовке вместе с Кэзом Сонгом.
– А ты не хочешь еще и место для встреч получше найти? – бурчит Кэз, пока я закрываю за нами дверь. Мы пробрались сюда рано утром, еще до начала занятий.
– А кто виноват, что ты так популярен! – говорю я ему, безуспешно пытаясь скрыть нотку раздражения в голосе. Несколько минут назад мне, словно какому-нибудь телохранителю, пришлось буквально схватить Кэза за локоть и увести подальше от толпы фанаток. – И вообще, это место не такое уж… плохое. – Я киваю головой на четыре вида цветастых бутылочек с моющими средствами на полках и лоток с желто-зелеными губками у моих ног. – Тут на самом деле есть… эм-м… все необходимое. Очень практично. Отличное укрытие на случай, если вдруг случится землетрясение или что-то подобное, понимаешь?
Кэз издает тихий звук, который звучит то ли как смех, то ли как издевка.
– Ладно-ладно. А теперь перестань пытаться продать мне этот чулан и скажи, почему мы здесь. Опять.
– Ну, просто хотела убедиться, что мы оба понимаем, как нам сегодня себя вести. В плане… отношений.
Он смотрит на меня так, будто спрашивает: «И все?»
– А просто написать нельзя?
– Я была занята, – оправдываюсь я. Это правда, вчера я целую вечность изучала детали договора на стажировку, а потом еще два часа пыталась сформулировать деловой ответ для Сары. Но это не все. Просто мысль, что мне придется написать Кэзу Сонгу вне школы, на личный номер, немного пугает.
Ок, не немного. Сильно пугает.
Кэз встряхивает головой.
– Что тут может быть непонятного? – Прежде, чем я успеваю ответить, он вдруг замирает в притворном ужасе. – Стой, только не говори, что сделала еще одну презентацию…
– Нет. – Я демонстративно закатываю глаза, хотя, вообще-то, у меня и правда была такая идея. Но Кэзу об этом знать необязательно. – Но нам столько всего нужно обсудить! Четкий план – ключ к правдоподобной лжи. Ну, скажем… давай подумаем… мы будем вместе ходить в школу? И ты планируешь сидеть со мной на каждом уроке? А обедать вместе? Если да, то как часто? Ты познакомишь меня со своими друзьями? Должна ли я что-то знать о них, раз уж мы «вместе» несколько месяцев? Если меня спросят о твоих родителях или других родственниках, говорить, что мы знакомы? А если кто-нибудь спросит, есть ли у тебя кубики?..
– Для протокола – да.
Я смотрю, тупо уставившись на него.
– Что «да»?
– Если кто-нибудь спросит, есть ли у меня пресс, отвечай «да». – Он неспешно потягивается и поднимает обе руки вверх, словно кот на теплом солнышке. Он такой высокий, что почти задевает пальцами потолок. – Моему имиджу это на пользу.
– Договорились. Тогда ты рассказывай всем, что я классно целуюсь.
При этих словах он ухмыляется – медленно, широко и дразняще, – и я впервые замечаю, что у него ямочки на щеках. Бесполезное открытие. И все же…
– Договорились.
– В таком случае… класс.
– Класс.
– Круто.
– Круто, – повторяет он, чтобы, я уверена, вывести меня из себя.
– Чудесно, – огрызаюсь я, скрещивая руки на груди. – А теперь к более важным вещам… Итак, если мы пойдем на урок вместе…
– Могу я кое-что сказать?
Во мне вспыхивает то же внезапное раздражение, что и вчера. Серьезно. Кэз Сонг нравился мне гораздо больше, когда был всего лишь смазливой мордашкой в нашем телевизоре.
– Ты уже говоришь.
– Тогда могу я сказать кое-что еще? – Не дожидаясь моего согласия, Кэз разводит ладони в стороны и говорит: – Слушай, здорово, что ты стараешься придерживаться этого… как его… плана. Но возможно… возможно… ты не обязана контролировать каждую деталь? Мы могли бы просто вжиться в наши роли и позволить истории развиваться естественно. Так будет правдоподобнее.
Развиваться естественно.
Как будто в том, что мы делаем, есть хоть капля естественности.
– Честно? Звучит ужасно. – От этой мысли мои ладони становятся немного липкими. Пока у нас есть план, мы придерживаемся хоть каких-то рамок, а это значит, что я хотя бы отчасти держу ситуацию под контролем.
– Почему? – не сдается он. – Чего ты так боишься?
Мое раздражение усиливается.
– Я не… боюсь. – Затем, осознав, что это прозвучало неубедительно, перехожу в наступление: – Что ты имеешь против четкого, выверенного плана действий?
Он выдыхает сквозь зубы.
– Не имею. Просто… я уже следую множеству четких, продуманных планов и графиков, понимаешь? Это моя работа.
Этого достаточно, чтобы заставить меня вздрогнуть.
– Давай попробуем, – настаивает Кэз. – Всего на один день. Если это не сработает, мы сможем вернуться к твоей идее.
«Нет, спасибо!»
Я уже почти готова произнести эти слова, как вдруг раздается первый звонок. По утрам он всегда громче: жуткий, протяжный визг, который слышен минимум за три квартала. Думаю, смысл в том, чтобы заставить учеников побыстрее идти на занятия, но я точно знаю, что некоторые специально опаздывают минут на десять, просто чтобы не слышать этот вой.
Когда пронзительный звук разносится по коридору, я вздрагиваю еще раз. Времени спорить нет, поэтому я бросаю на Кэза мой самый решительный взгляд «Без фокусов!» и говорю:
– Ладно. Но только сегодня.
О сказанном я жалею почти сразу же.
Мы выходим из старого здания старшеклассников в дальнем конце кампуса на урок математики, в липкую летнюю жару. Как ни странно, без происшествий. Другие ученики держат дистанцию и лишь иногда рассматривают нас, когда думают, что мы их не видим. Небо настолько голубое, что выглядит неестественным.
Кэз молчит, пока мы идем рядом, и я ему за это благодарна. Лучше уж молчать, чем болтать о ерунде, лишь бы заполнить неловкую паузу.
Затем, без предупреждения, Кэз берет меня за руку. Его длинные, тонкие пальцы касаются моих, и я не знаю, как объяснить то, что происходит дальше.
У меня словно срабатывает инстинкт самосохранения. Ни секунды не думая, даже не осознавая, что я делаю, я вырываюсь и бью его по запястью.
Раздается страшный, ужасающе громкий шлепок. Такой обычно