Поднявшись со скамейки, Александр улыбнулся, вспоминая свои годы в Бильбао. Время перемен, восторга, взросления. Для него это стало испытанием, неким обрядом инициации, который в итоге сделал его тем, кто он есть сейчас. Отец умер, но, в конце концов, кому он был нужен? Вероятно, никому, кроме его бесхребетного брата. Мужчина повесил пальто, шарф и шапку на напольную вешалку из орехового дерева, стоявшую рядом с полкой для обуви, и прошел в гостиную.
В полдень солнечные лучи все еще щедро лились в просторные окна. В доме Александра свет лишь усиливался за счет продуманной цветовой гаммы интерьера: мебель, паркет, плинтусы и двери были выдержаны в белых и светло-серых тонах. В долгие зимние месяцы, когда дневной свет становился редкостью, он особенно наслаждался этим уютным сиянием.
Мужчина прошел по серому полу. Положил ключи и кошелек на керамическое блюдце, стоявшее на столе в гостиной. Его мозг, хотя и немного затуманенный после только что завершившегося дежурства, уже выстраивал план на ближайшие дни. Задачи, которые нужно выполнить до наступления великого дня. Приближалось зимнее солнцестояние, и ему предстояло многое сделать.
Последние месяцы выдались нетипичными. В больнице резко возросло количество обращений и незапланированных операций. В таких условиях он был вынужден работать по нескольку смен подряд, подменяя коллег. Это вызвало задержки в выполнении остальных задач, так что теперь нужно было торопиться.
Кроме того, этот инцидент с головой. Загадочное событие. Александр целый час просидел перед открытым пакетом, разглядывая выражение лица того бедолаги – смесь удивления и ужаса. Он спросил себя: «И что теперь делать?»
С одной стороны, ему не хотелось привлекать внимание Стокгольмской полиции, а с другой – неудержимо хотелось узнать, чья это голова. Возможно, в полиции ему удастся выяснить личность отправителя посылки. Имя Абеля Борреро ему ни о чем не говорило. Может, мать смогла бы что-то подсказать, но Александр сразу решил не звонить ей с расспросами: в ее глазах это было бы непростительным проявлением слабости. А он никогда не простил бы себе, если бы разочаровал ее, как это сделали Эрнесто (у него никогда язык не поворачивался называть его «отцом», имени было достаточно) и Лукас. Они были «слабой крови», как любила повторять Астрид. Поэтому, движимый любопытством, он отправился в полицию, натянув на лицо самое убедительное выражение ужаса. К сожалению, с тех пор ему так и не сообщили никаких новостей. Он отметил про себя, что в понедельник надо позвонить агенту Андерману.
Эрнесто и Лукас получили по заслугам. Александр не испытал ни малейших угрызений совести, когда нажал на курок, приложив револьвер к виску отца. Он сделал бы это снова и снова. В тот день звезды стали на его сторону. Он почувствовал себя достойным материнского уважения и одним махом устранил двух соперников. Теперь ему больше не придется делить ее сердце с кем-то еще. Оно будет только для него.
Он рассеянно подошел к окну. Снег покрывал тротуары на улице, но проезжая часть оставалась совершенно чистой. Дорожное движение было активным, как и всегда. Небо переливалось оттенками серого, которые плавно переходили от самого темного в верхней части до более светлого у горизонта. Воды небольшой бухты Нибровикен напоминали стальное полотно. Именно с ее причалов отправлялся водный транспорт, соединявший шведскую столицу со множеством пунктов назначения вдоль озера Меларен и до самого Балтийского моря. Александр наблюдал за тонкой «струйкой» людей, которые пересекали металлические мостики, ведущие в кабины судов. Для субботы немного – никак не сравнить с теми очередями, что образовывались летом.
Сам того не замечая, он зевнул. Потер лицо и встряхнул головой: ему бы немного вздремнуть. До работы ему нужно сходить по делам, связанным с подготовкой к завтрашнему дню. Он уже наметил новую цель, оставалось только отшлифовать несколько деталей, чтобы все прошло как всегда: идеально.
Он пересек гостиную и направился в спальню. Но тут что-то привлекло его внимание в коридоре – у двери в ванную лежали пижамные штаны. Он не помнил, чтобы оставлял их там, хотя кто знает: после смен, отработанных за неделю, все было возможно, даже у такого аккуратного и методичного человека, как он.
Он наклонился, чтобы поднять штаны, и, выпрямившись, внезапно столкнулся с собственным отражением. Александр не успел среагировать – кулак брата с ужасающей силой врезался ему в челюсть, и он мгновенно рухнул, потеряв сознание.
Когда мужчина очнулся, дневной свет больше не заливал гостиную, как прежде. В помещении царил полумрак, и лишь его слабые отблески проникали сквозь окна, едва освещая пространство. Он попытался пошевелиться, но понял, что привязан к стулу. Попытался закричать – бесполезно, рот был плотно заткнут кляпом. Он почувствовал металлический привкус крови: вероятно, от удара у него лопнула губа изнутри. Александр метался в путах и мотал головой, надеясь хоть немного ослабить веревки.
– Не сопротивляйся, дорогой брат. – Лукас говорил по-шведски, но с явным испанским акцентом. – Ты лучше кого-либо знаешь, что нет никакого смысла пытаться освободиться, когда ты надежно связан. В этом искусстве ты мастер, верно, Александр? – Он произнес имя по слогам, словно смакуя каждый звук.
Мужчина лихорадочно осматривался в поисках источника голоса, но в этом не было нужды. Лукас сам вышел к нему и опустился на стул напротив.
– Разве тебя не радует воссоединение нашей семьи? Признаюсь, мне бы хотелось, чтобы мама тоже присоединилась к столь трогательному событию. Увы, боюсь, этого не случится. Время не ждет. Я был бы рад сказать, что мы отложим это на потом, но ты и я прекрасно знаем, что для тебя больше не будет никакого «потом».
В ответ на попытки брата что-то сказать Лукас дважды похлопал его по колену.
– Спокойно, у нас еще будет время поболтать. Я знаю, что у тебя есть маленький домик рядом с Меей, на одном из островков архипелага. Извини, братец, я порылся в твоих вещах, но ты же знаешь – я всегда был любопытным.
Александр продолжал беспокойно качать головой из стороны в сторону. Из его горла доносился лишь подавленный стон и нечленораздельные звуки, приглушенные кляпом. Лукас поднялся со стула, встал за спиной брата и склонился к его правому уху.
– Ты всегда был бездушным подонком, Александр. Мама замела