И почему я об этом думаю? О том, что не навсегда?
А это всё проклятая неуверенность в себе, навязанная обстоятельствам и… бывшим мужем!
Да, да, я уже думаю о Гусарове как о бывшем. Думаю, наверное, с той минуты, когда увидела его с другой, в другой, на другой.
Нет, на самом деле я о нём вообще не думаю.
Особенно, когда рядом мой Харди.
Какое у него тело, божечки-кошечки!
Я и не думала, что такие мужики реально бывают. А где бы мне их видеть?
Нет, честно, Гусаров, в принципе, тоже держал форму, в зал ходил регулярно, выглядел прилично, без кубиков пресса, конечно, но вполне. Чёрт, зачем он опять в моей голове? Изыди!
Алекс хорош. Нет, прекрасен. Во всем!
Лежу на его груди, проводя пальчиками по коже. Хочется его трогать. Хочется прижиматься, чувствуя крепость и силу. Отдаваться…
Ох, что же я наделала…
Изменила неверному мужу, да?
А так можно было?
Усмехаюсь своим мыслям.
А можно!
Я себе это разрешаю.
Разрешаю получать удовольствие, разрешаю быть желанной, разрешаю любить…
Любить. Не слишком громко сказано для людей, которые неделю назад не были знакомы?
Не важно. Вот сейчас вообще не важно.
Просто, наверное, в нашем возрасте всё это гораздо быстрее. Стремительнее.
Мы просто уже во всем разбираемся, да? Всё знаем, всё умеем.
Это я себя уговариваю или что?
Да не всё ли равно?
Нет. Не всё равно.
И если завтра окажется, что для Харди это просто разовая связь, что я нужна была просто как очередной трофей и ничего серьёзного он не планировал – будет больно.
Очень больно.
Больнее, чем тогда, когда я узнала про мужа.
Скажете, что за бред?
Нет, не бред. Сейчас я это понимаю. Больнее.
Потому что я влюблена.
Влюблена в этого чужого мужика. Да, вот так. Просто… как говорят – провалилась?
Где-то я слышала это слово. В кино, что ли? Или в книге читала. Да, да, в такой же сказочке про любовь, какие я сама пытаюсь писать. Нет, не пытаюсь – пишу. Пишу и продаю. Гусаров ржал – «опиум для народа». Придурок.
Да, опиум! Может и так. Мы, авторы любовных романов торгуем не литературой, мы торгуем эмоциями.
Сегодня читателю или зрителю хочется плакать, завтра смеяться, после завтра задыхаться от любви, потом ненавидеть предателей и изменников, потом сокрушаться судьбой несчастных детей. Людям нужна не пища для мозга, им нужно дать этому мозгу отдохнуть. И ничего смешного в этом нет. Кто-то рубится в стрелялки, кто-то сажает цветочки в «Домовятах», кто-то выращивает кукурузу и доит коров на ферме, кто-то разгадывает сканворды, а кто-то читает. И ничего в этом зазорного и позорного нет. Это нормально.
– Ты о чём-то таком серьёзном думаешь? – тихо мурлычет мне в ухо мой герой-любовник. На самом деле герой, потому что… Божечки-кошечки, я с ним уже три раза кончила! Рекорд! – О чём?
– О чём? – переспрашиваю хрипло.
– Расскажи, интересно, – говорит, а сам своими мягкими, сочными губами ласкает мою ключицу. Вкусно.
– Думаю о том, что мы с тобой занимаемся любовью, у меня уже целая галерея оргазмов, а у меня там дома книга не дописана, уже три дня проды нет и героиня не траханая сидит.
– Какой ужас… Надо обязательно её того, потрахать.
– Да вот и я думаю…Надо.
– Только домой я тебя не отпущу, и вообще, знаешь, который час?
– М-м-м?
– Уже четыре. Пора спать.
– Так мы спим?
– Нет, мы не спим. Даже близко не спим… А ты… кстати…
– Что?
– Ну, у тебя есть какой-то план уже?
– В смысле? Какой?
– Я про героиню. Ей там есть с кем? Как?
– А… это… есть, да. Она… ой… – неожиданно усмехаюсь, вспоминая события книги.
– Что?
– Она у меня собралась изменить неверному мужу. С фиктивным любовником.
Он тоже смеется, утыкаясь мне в шею, в самое сладкое местечко, вызывая желание застонать и раздвинуть ноги. Боже, в кого я превратилась? Не была же такой? Или была? Или это мои скрытые таланты сейчас вышли наружу?
– То есть ты сейчас со мной экспериментальным путём проверяла, как это будет в книге.
– Нет, я…
– То есть взяла меня, и использовала, да? – продолжает мурлыкать, гад, – вот тебе и Надежда, мой компас земной…
– Ну, хорошо, – включаюсь я в игру, – допустим, использовала. И что? Вы чем-то недовольны, мистер Харди?
– Да, недоволен. Я, кажется, недоработал, не до конца сыграл свою роль. Знаешь? Хочется… Хочется повторить?
– Неужели? Ах-ах! А из белья вам ничего не надо?
– Мне от тебя надо всё, Надежда, поэтому пристегивайся, поездка будет жаркой.
Он говорит, а меня накрывает, не могу сдержаться, просто умираю от смеха.
– Что еще, рыжая негодяйка?
– Ты… ты сейчас… сейчас говоришь точно как герой моего романа! Вот это – пристегнись, ага, поездка будет жаркой… Божечки-кошечки, такой властный пластилин, нагибатор, ага!
– Пластилин властный – это как? Нагибатор – придумают же… Ох, рыжуля, точно нарываешься…
Да, я нарываюсь. И уже не думаю ни о чём. Только его губы. Руки. Снова губы, опять руки. Еще, еще… дорожки поцелуев от шеи вниз, туда, через холмы груди, через вершины сосков в долину нежного животика, в бездну пупка, и еще ниже, в сладкое ущелье наслаждения… Кажется я декламирую это вслух, и мы опять смеемся.
А потом нам не до смеха.
Когда его жадный рот накрывает моё лоно, вылизывает, целует, кружит. А я закрываю лицо руками. От смущения, стыда, удовольствия, неверия.
От счастья.
Да, много ли нам, женщинам, надо?
Боже… мужичка хорошего. И чтобы все были здоровы. И дети, и родители.
Остальное…Не важно. Всё не важно.
Любовь. И близкие. Вот и всё. Ну и мир во всем мире, конечно – несбыточное, но то, чего хотят все женщины.
Боже…Как же мне хорошо!
Даже если я не заслужила, спасибо, Господи…
Боже… Лёшка… Лёшенька! Да!
Ох…
– Рыжая, какая же ты вкусная… хочешь попробовать?
Я хочу, хочу с ним абсолютно всё. И не бояться ничего. Просто падать, падать в эти отношения. Падать и лететь вверх. Вместе.
Он нависает надо мной, смотрит так, ухмылочка эта наглая от которой я таю, ноги сами собой раздвигаются, обхватываю его, притягивая.
– Ненасытная какая, пожалей меня, чай не мальчик.
– Иди ты, не мальчик, а то я не чувствую.
– Ох, Надежда…
– Что, Алексей Батькович? Боишься, не сдюжишь?
– Я-то? Боюсь, сотру тебе там всё до мозолей. – еще хитрее ухмыляется и целует меня, одновременно въезжая со всего маху и до упора.
Боже… как его много. Везде.
Хорошо как…