Но в этом было и кое-что новенькое. При хорошем раскладе эта школа может предложить мне целый мир – потрясающий и изумительный.
Среди всех этих легкомысленных и полубезумных тем, которые мы обсуждали с моими подружками в тот первый семестр, в школе Св. Павла нашелся один затронутый мной сюжет, который заставил их прислушаться. Я как бы невзначай сказала, что один мужчина хочет прилететь на собственном самолете, чтобы увидеться со мной.
«Ну-ка, ну-ка, а кто это?» – спросила нью-йоркская. Она обрабатывала свои ногти пилкой, и тут «вжик-вжик» прекратился. Она подняла голову и воззрилась прямо на меня.
Врожденный инстинкт подсказал мне не называть его фамилию. «Работает с моим папой», – сказала я. Это была неправда. На самом деле он был одним из отпрысков легендарной семьи финансистов, а папа работал в Чикаго в принадлежавшей им инвестиционной фирме. Я не была уверена, что этот мужчина вообще работает. «Он водит меня обедать в город».
А это была правда. Прошлым летом мы с папой приехали в город на электричке, и он отправился к себе в офис. Мистер Лэйн выбрал модный и шумный итальянский ресторан в музейном районе. Я пила холодный чай и изо всех сил старалась не пролить его на свое платье. Я сделала все как положено: здороваясь, не забыла расцеловать его в щеки, как ему нравилось; не забыла поблагодарить за все; не забыла рассказать ему про книги, которые читала. (В качестве летнего чтения школа дала нам «Невыносимую легкость бытия» (роман чешского писателя Милана Кундеры. – Прим. пер.). Сейчас мне кажется невероятным, что этот роман с его темами секса без любви и безответственных связей могли сделать обязательным чтением для школьниц. Но мистер Лэйн не удивился. Он кивнул, сделал глоток и широко улыбнулся. Я развеселила его.
«Очень важно иметь таких взрослых в своем окружении. Это большая честь, что он захотел провести с тобой время», – сказала моя мать.
Нью-йоркская спокойно кивнула – обед с мужчиной явно не произвел на нее особого впечатления. Стало быть, мама была права – нужно иметь таких взрослых в своем окружении.
Моя вашингтонская подруга была католичкой, ее мать была родом из Европы. «Он вроде крестного?» – спросила она.
Лэйны ворвались в наш мир, когда отец начал работать в фирме, носящей их имя. Мы переехали в более просторный дом ближе к городу и начали общаться с немного другими людьми – семьями папиных коллег. Папа говорил, что сделал карьеру относительно поздно, и рассказ о начале его взрослой жизни стал для нас с братом одним из основополагающих нарративов, поскольку это была история о порядочности, удаче и значении образования. На четвертом курсе колледжа папа получил стипендию Родса для продолжения образования в Оксфордском университете, но весной 1968 года, за пару месяцев до его отъезда в Англию президент Джонсон отменил отсрочки от призыва для студентов магистратуры и аспирантов. Власти Сент-Луиса, родного города папы, и до этого подвергались критике из-за непропорционально большого количества предоставляемых студенческих отсрочек. Ему объявили, что он подлежит немедленному призыву.
Папа отказался от своей стипендии и явился на призывной пункт. Первые годы их с мамой супружеской жизни прошли на базе ВМФ в Фэйрфаксе, штат Вирджиния. Там папа сумел воспользоваться преимуществами спецпрограммы для призывников с востребованными специальными навыками: он увлекался большими вычислительными системами и благодаря этому стал программистом корабельных компьютеров. Он совершенно не собирался становиться профессиональным военным моряком, но и с его мечтами о жизни после получения оксфордского диплома было покончено. В детстве я то и дело слышала о таких же, как папа, почетных стипендиатах, которые добились для себя исключений из новых правил призыва. В их числе был юный Билл Клинтон. С тех пор меня не оставляло ощущение необходимости достичь положения, которого, по мнению родителей, мы заслуживали.
Мистер и миссис Лэйн стали признаком того, что все в порядке. Они приняли моих родителей точно так же, как мои первые подруги в школе Св. Павла – сразу же, с той же убежденностью в своей способности помочь и с той же надеждой на благодарность. Впрочем, не важно. Это было приглашение на бал. Его фамилия была памятником истории, а его жена была еще лучше – миниатюрная обожаемая дочка богатых родителей, выросшая среди холмов Северной Каролины.
В известной мере Лэйны были инициаторами моего отъезда в частную школу. Если у них это получилось, значит, так и было нужно.
«Да, он типа как крестный, – сказала я вашингтонской. – Не крестил меня, но сейчас реально вовлечен».
«Женат?» – спросила нью-йоркская.
«Конечно».
«А жена тебе нравится?»
«Обожаю ее», – сказала я подругам.
Я считала, что мистер Лэйн едва достоин такой жены. Они жили в пятиэтажном каменном особняке на самой чудесной улице самого фешенебельного района Чикаго, но двери она всегда открывала сама – босиком и без макияжа. Брала тебя за руку и вела внутрь. Не заставляя детей почувствовать себя детьми, а женщин – нежеланными гостьями. Она дарила изумительные подарки – серебряные шкатулки и вазы дутого стекла, запакованные в полосатые коробки. К ее неизменному расположению время от времени примешивалась какая-то заговорщическая таинственность. В ее окружение входили умные и талантливые люди. Ее везунчики-дети были на несколько лет младше нас с братом.
Меня напрягали усы мистера Лэйна. Меня не впечатляли его рассказы о гонках на спорткарах по проселкам Мичигана. (Меня больше заинтересовала мамина история о том, как на званом ужине он откусил кусочек шоколадного торта и, обнаружив в нем половинку фисташки, был вынужден извиниться и выйти в туалет, чтобы вколоть себе адреналин во избежание верной смерти. Столь же пугающие примеры уязвимости взрослой жизни встречаются нечасто. И, разумеется, эта была история о том, что значат манеры, то есть о том, что можно скрытно сделать, не нарушив ход званого ужина.) Однако отец общался с ним с огромным удовольствием. И разве я могла винить родителей в том, что они сочли своего рода триумфом, когда папе было предложено войти в