— Что подать, господа? — спросил хозяин.
— Чаю, — сказал я. — И пирогов, если есть свежие.
— С капустой, с мясом, с яблоками — всё свежее, с утра пекли! — заверил Семён Петрович. — Сейчас принесу!
Он вышел, прикрыв за собой дверь. Мы, сняв верхнюю одежду, уселись за стол друг напротив друга.
— Ну что, Егор Андреевич, — начал Строганов, вешая шубу на спинку кресла, — рад, что мы встретились. Хотел с вами поговорить, да всё случая не было.
— Слушаю вас, Сергей Михайлович, — ответил я, устраиваясь поудобнее.
В дверь постучали — вошёл Семён Петрович с подносом, на котором дымился самовар, стояли кружки и лежала гора пирогов. Он быстро всё расставил на столе, поклонился и вышел.
Я налил чай себе и барону. Мы отпили по глотку, и Строганов заговорил:
— Егор Андреевич, я понимаю, что вы человек занятой. Дел у вас по горло — и завод, и свои проекты, и семья. Но всё же хочу ещё раз предложить вам свой вариант.
Я кивнул, слушая.
— У меня на Урале заводы — железоделательные, медеплавильные. Работают они уже много лет, приносят доход. Но, — он вздохнул, — с каждым годом дела идут всё хуже. Качество металла падает, выход продукции снижается, затраты растут. Конкуренты наступают на пятки, особенно англичане со своим чугуном и сталью.
— Понимаю вашу проблему, — сказал я. — Технология выплавки устаревает, новые методы не внедряются.
— Именно! — воодушевился барон. — Вот вы понимаете! Я слышал о ваших достижениях — паровые машины, пневматические системы, новые методы обработки металла. Если бы вы приехали на мои заводы, показали, научили, внедрили новое — я бы щедро заплатил! Очень щедро!
Я отпил ещё глоток чая, взял пирог с капустой, откусил. Строганов ждал, не сводя с меня напряжённого взгляда.
— Сергей Михайлович, — начал я, прожевав и проглотив, — я ценю ваше предложение. Действительно ценю. Но сейчас я не могу к вам поехать.
Его лицо вытянулось:
— Почему? Деньги? Я готов заплатить любую сумму!
— Дело не в деньгах, — покачал я головой. — У меня здесь, в Туле, несколько больших проектов, которые я никак не могу бросить. Работа на заводе, производство эфира, организация клиники — всё это требует моего постоянного присутствия и контроля, особенно на начальных этапах.
Барон хотел возразить, но я продолжил:
— Но даже если бы я мог — всё равно не поехал бы. Моей жене скоро рожать, Сергей Михайлович. Я не хочу её оставлять в такой момент. Это важнее любых денег и любых проектов.
Строганов откинулся на спинку кресла, его лицо осунулось. Он молчал, переваривая мои слова. Я видел, что он по-настоящему расстроен — видимо, очень рассчитывал на мою помощь.
Мне стало его жаль. Да, у меня нет возможности поехать на Урал, но это не значит, что я не могу помочь иначе.
— Сергей Михайлович, — сказал я мягче, — я не могу приехать лично. Но могу дать вам рекомендации, которые помогут улучшить дело прямо сейчас. Если хотите, конечно.
Он поднял взгляд, в его глазах мелькнула надежда:
— Рекомендации? Какие?
Я наклонился вперёд, посмотрев на собеседника:
— Расскажите мне подробнее о ваших заводах. Как устроена выплавка? Какие печи используете? Как готовите руду?
Барон оживился и начал рассказывать. Оказалось, что на его заводах использовались доменные печи старого образца — высокие, с плохой теплоизоляцией, работающие на древесном угле. Руду дробили вручную, обогащали примитивно — просто промывали водой, удаляя лёгкие примеси. Выход чугуна был низкий, качество — посредственное.
Я слушал внимательно, задавая уточняющие вопросы. Постепенно в моей голове складывалась картина проблем и возможных решений.
— Так, — сказал я, когда барон закончил рассказ, — с ваших слов, вижу, что проблем несколько. Первая — подготовка руды. Вы просто моете её, но этого недостаточно. Руда содержит не только железо, но и кучу примесей — серу, фосфор, кремний. Они попадают в металл, ухудшают его качество.
— И что делать? — спросил Строганов, готовый впитывать каждое моё слово.
— Нужно прокаливать руду перед плавкой, — объяснил я. — Руду дробят, насыпают в печь слоями с известняком и нагревают до высокой температуры, но не плавят. При нагреве выгорают лишние примеси — сера уходит в виде газа, органика сгорает. Известняк связывает оставшиеся примеси в шлак, который потом легко отделить.
Строганов хмурился, пытаясь вникнуть:
— Прокаливать… С известняком… А это точно работает?
— Абсолютно, — заверил я. — Этот метод называется обжиг руды. После обжига руда становится более чистой, выход металла повышается, а качество улучшается. Плюс, прокалённая руда легче плавится — требуется меньше топлива.
Барон начал что-то записывать на салфетке, но я остановил его:
— Подождите, Сергей Михайлович. Сейчас попросим у хозяина нормальную бумагу и перо. Так вы всё забудете.
Я вышел в коридор, позвал Семёна Петровича:
— Семён Петрович, есть у тебя бумага и перо? Нужно кое-что записать.
— Есть, Егор Андреевич, сейчас принесу! — он поспешил прочь и вернулся через минуту с несколькими листами бумаги, пером и чернильницей.
Я вернулся в комнату, разложил всё на столе. Строганов уже сидел наготове.
— Так, — начал я, — записывайте. Первое — обжиг руды. Руду дробят на куски размером с кулак, не больше. Смешивают с известняком в пропорции три части руды на одну часть известняка. Складывают в кучу, поджигают снизу дровами или углём. Обжиг идёт несколько часов, пока руда не раскалится докрасна. Потом дают остыть и отправляют в доменную печь.
Строганов быстро записывал, время от времени переспрашивая детали. Я терпеливо объяснял, повторял, уточнял.
— Второе, — продолжал я, — сама доменная печь. У вас, я так понял, старые печи с плохой тягой?
— Да, — кивнул барон. — Дым идёт плохо, часть тепла уходит зря.
— Нужно улучшить конструкцию печи, — сказал я. — Во-первых, увеличить высоту дымовой трубы — чем выше труба, тем сильнее тяга. Во-вторых, утеплить стенки печи — обложить их дополнительным слоем огнеупорного кирпича. Это сохранит тепло внутри, температура будет выше, плавка — быстрее и эффективнее.
Строганов записывал, его глаза горели интересом:
— Ещё что?
— В-третьих, — я взял чистый