— Может немного щипать. — дежурно, как десятки других ежедневных пациентов, успокаивала меня Вера. — Через недельку заживет, и следа не будет. Вы только обрабатывайте и мажьте мазью заживляющей. Доктор вам всё распишет и даст рекомендации. Шапку носите?
Я отрицательно мотнул головой.
— Нет.
— Тогда заклеивать ссадину не будем, пускай подсыхает и заживает естественным путём.
На плечо и руку наложили тугую повязку и подвесили её на скрученный в верёвочку бинт.
— Купите бандаж в аптеке. — посоветовал врач. — Рука всегда должна быть зафиксирована, для того чтобы плечевой сустав находился в своём анатомическом положении, не испытывал нагрузки и по возможности был обездвижен. Дайте время восстановиться пострадавшим тканям.
— Хорошо. — устало вздохнул я. — А что там с моим другом?
— С ним похуже. Трещина в черепе и два сломанных ребра. Для него госпитализация неизбежна. Его уже забрала скорая.
Не такой уж и крепкий чугунок оказался у Жеки. Ну оно и немудрено. Так приложиться-то, и чугун не выдержит.
Накинув на плечи драную куртку, побрёл вниз на выход, по пути открывая приложение по вызову такси. Нужно добраться до своей машины и, наконец, поехать домой. Спать. За последние несколько суток в погоне за Миланкой я проспал всего ничего. Сейчас меня просто качало, в глазах плыло.
В общем холле на первом этаже прислонился спиной к стене и прикрыл глаза. Пять минут отдыха, пока не приехало такси.
Телефон в ладони завибрировал и ожил рингтоном, поставленным только на одного человека — на мою жену.
— Да, Милан. — не открывая глаза, тихо ответил на вызов.
— Альберт. — зарыдала в трубку Милана, и я резко оттолкнуться от стены, выпрямился и распахнул глаза. — Люся, Люсенька наша…
— Что случилось, Милана? — каждый мускул в теле напрягся, каждая мышца, каждый нерв. Я снова был в полной готовности рвануться к жене и спасать, защищать, утешать.
— Ей плохо, кажется, она умирает. — захлёбывалась рыданиями жена. — Помоги, Альбертик. Приезжай, пожалуйста!
Глава 19
— Что с ней? — Альберт, не раздеваясь и не разуваясь, быстро прошёл в комнату, в которой на диване лежала Люси. — Что случилось, Милана?
Я не знала, что случилось с моей малышкой, я только предполагала.
— Кажется, она отравилась. — поднесла я ко рту трясущуюся ладонь. — Она рафаэллок наелась вместе с фантиками. Я у неё один изо рта вытащила. Уже пожёванный.
— Как, Милана? Как? — Альберт положил ладонь на ослабевшее и почти безжизненное тельце Люси.
Та только мутный глазик приоткрыла и дёрнула хвостиком. Собачье тельце снова содрогнулось в рвотном спазме, но ничего не произошло.
— Мы с Дианкой ели пиццу и пили вино в комнате. — всхлипнула я. — А потом пошли на кухню, потому что решили перейти на чай. Всё здесь осталось, на столе. И вино, и коробка с пиццей, и вазочка с конфетами. Стол стоял слишком близко к дивану.
У меня действительно не было желания пить, и аппетита не было, мой единственный кусочек пиццы так и остался недоеденным лежать на тарелке, а вино в бокале едва тронутым. Но Люся не позарилась на лежащий рядом аппетитный кусок пиццы, её заинтересовали только конфеты.
Когда я проводила Дианку домой и вернулась в комнату, Люсенька стояла на четырёх лапках, понурив голову, и её крошечное тельце содрогалось от рвотных позывов, а вокруг на диване были только кокосовые крошки.
— Ей плохо, Альберт. Люсю нужно к врачу, а я без машины. И такси, как назло, одно за другим отклоняют заказ.
У меня сердце разрывалось от боли и чувства вины. Недосмотрела! Упустила момент, когда Люси добралась до вазочки с конфетами! Я Альберта всегда пилила за оставленные без присмотра фантики. Люськина любимая забава — жевать шуршащие бумажки до состояния сопливой мягкой тряпочки. Однажды она всё-таки съела такую дрянь и потом всю ночь её тошнило, и Люся металась по дивану, жалобно скуля от боли. В клинике, куда мы её привезли посреди ночи, ей промыли желудок и вкололи обезболивающее.
В этот раз было всё намного хуже. Собаку даже не рвало, спазмы, которые сотрясали её крошечное тельце, ни к чему не приводили, только с каждым разом всё больше ослабляли малышку.
— Сколько конфет она съела? — Альберт уверенно, но осторожно завернул Люсеньку в собачий плед и, расстегнув куртку, спрятал малышку на своей груди.
— Я не знаю. — замотала я головой. — Я не сразу заметила. Мы оставили вазочку здесь на журнальном столике, рядом с диваном. А я на кухне чай заваривала, и мы потом его там пили. А Люся здесь командовала.
— Поехали! — Альберт, наконец, обернулся ко мне, бегающей за ним на цыпочках по квартире. Смерил недовольным взглядом. — Одевайся, Милана. Ты должна была уже быть готова к моему приходу. Чего ты ждёшь? Времени у нас мало.
Я быстро натянула на ноги угги и схватила с вешалки шубку.
— Блять, Милана! — неожиданно грубо рявкнул на меня Альберт. — Быстро одела тёплые штаны и кофту! На улице мороз, а она в лосинках и футболочке собралась выходить!
— Сейчас. Я быстро. — путаясь в штанинах тёплых джинсов и в рукавах свитера, бормотала я, натягивая непослушными руками на себя одежду. — Я секундочку. Люсенька, моя, потерпи.
Уже на ходу, закрывая на ключ дверь в квартиру, одновременно надевала на себя шубку. Альберт нажал кнопку вызова лифта и оглянулся на меня. Внимательным взглядом проинспектировал мой вид и только головой недовольно качнул.
— Шапка где?
— Забыла. — пропыхтела я, вставая рядом с мужем и заглядывая ему за пазуху, пытаясь понять состояние Люси.
— Милана… — укоризненно начал Альберт, но в этот момент со скрежетом открылись дверцы подъехавшего лифта, и мы ввалились в него, едва не толкая друг друга плечами.
Я быстро нажала кнопку первого этажа, лифт дёрнулся и поехал вниз.
— Как она? — я снова попыталась заглянуть под куртку мужа и только сейчас поняла, что вид у любимого пуховика мужа был ужасно потрёпанный. Да у него воротника не было! Вместо воротника торчали обрывки ниток и ткани. И сама куртка была грязная, словно её по земле таскали и потоптались по ней ботинками.
— Альберт… — ахнула я, только теперь заметив здоровую ссадину на его лбу. — Ты что, подрался?
Муж с досадой нахмурился и отвёл взгляд. И в этот момент лифт угрожающе дёрнулся. Раз, второй. И, мелко дрожа, остановился как вкопанный.
— Мамочки. — пропищала я, цепляясь за Альберта.
— Твою же мать! — муж начал нажимать кнопки на панели. — Где здесь аварийный вызов? Где открытие дверей?
Наш дом был далеко не новый, и лифт в нём