– Я помню… Помню, каким грустным он был тогда… – вздохнула Ли Мэй. – Особенно когда его никто не видел. Мой человек оживлялся только тогда, когда встречался с лучшим другом. С бессмертным, который носил белую повязку на глазах. Порой они долгие часы что-то обсуждали, и после этого мой человек становился веселее.
– Бессмертный с белой повязкой на глазах? Незрячий? – удивился Чжао Вэйнин.
– Возможно, иначе зачем носить… а что такое?
– Да так… нет, ничего… – нахмурился Чжао Вэйнин. Юношу охватило волнение, и он не понимал почему. – Я как-то спросил у матери: почему обладая жетоном тигра, генерал Чжао не поднял восстание и не сверг жестокого гуна? Он ведь был любим солдатами и почитаем народом, в него верили, будто в бога. Так почему же он не воспользовался шансом? Этого я никак не мог понять.
– У моего человека было много причин ненавидеть гуна, но свою страну он любил. И не желал для нее смуты.
– Моя матушка сказала то же самое. И все же…
– Чжао Вэйнин, далеко не все желают власти. Мой человек хотел быть свободным. И более всего желал мира для своей страны. Я выросла в окруженном со всех сторон врагами Запредельном краю. Годы безвластия и бесконечной войны стоили нам слишком дорого. Я понимаю его. Даже если бы половина армии Чу пошла за своим генералом, вторая половина могла и дальше поддерживать гуна, а хоу и чиновники… В междоусобной войне более всего пострадал бы простой народ. Мой человек желал защитить невинных. Он думал, если его самого не станет, гун наконец уймется и перестанет желать невозможного.
– Но всякий раз он выживал, возвращался в столицу с победой и умолял гуна прекратить войну. Цена завоеваний была слишком высока. Даже обладая величайшим талантом стратега, генерал Чжао Фэнлун не мог избежать смертей. Он терял лучших солдат, снова и снова хоронил друзей. Конфликт правителя и главнокомандующего становился все глубже и глубже. И этим воспользовались хоу, которые были недовольны возвышением семьи Чжао. Придворные убеждали гуна, что главнокомандующий предал его доверие и готовится поднять восстание, уничтожить династию и основать новую. Были и те, кто напрямую обвинял генерала в измене, в связях с врагом. Все больше хоу просили гуна лишить Чжао Фэнлуна жетона тигра. Однако тот далеко не сразу их послушал. Война с Царством Цинь, которую он развязал в ту пору, оказалась особенно тяжелой. Продвижение войск на северо-запад было хоть и верным, но медленным. Гун не мог отступить, генерал Чжао был нужен ему, чтобы одержать победу. Казнить его за измену он мог и после войны.
Хоу поддерживали и придворные гадатели, убеждали гуна, что ему суждено умереть от руки генерала Чжао. Что, вернувшись в столицу с победой, главнокомандующий тут же поднимет восстание. Даже кто-то из бессмерных, задержавшихся при дворе, заявил, что Чжао Фэнлун родился под темной звездой: сам он обречен, и судьба его – нести погибель. Жители Царства Чу суеверны, и знать – не исключение. В годы тяжелых испытаний то, что прежде считалось благословением, казалось проклятием. Если бы генерал Чжао и правда был богом, разве не завершил бы он войну в кратчайший срок, разве позволил бы он погибнуть стольким своим солдатам? Многие были уверены, что судьба генерала и правда проклята. В столице судебные чиновники уже начали расследование его «преступлений». Семья Чжао отреклась от него. Гун ждал окончания войны, чтобы принять окончательное решение. Сражаясь на северо-западной границе, Чжао Фэнлун знал, что ему некуда возвращаться, но и отступать было некуда.
Спустя несколько месяцев после того, как генерал оборвал все связи с семьей Чжао, заявил о своей невиновности и поклялся на поле боя доказать преданность династии, в столицу пришла весть о победе в решающем сражении. Между царствами было заключено перемирие, Царство Чу получило плодородные земли и три крупных города. Генерал Чжао должен был передать их ключи гуну. Продолжать войну было слишком опасно, дальнейшее продвижение сулило большую беду. Силы армии Чу были истощены, гуну пришлось согласиться на мир, временно отказаться от дальнейших завоеваний. Он заявил о готовности выслушать объяснения Чжао Фэнлуна и судить по справедливости. Цель не была достигнута, Чу еще не объединило все земли Поднебесной. Генерала Чжао нельзя было ни убить, ни отпустить. Его враги при дворе настаивали на обвинительном приговоре, но гун ждал Чжао Фэнлуна в столице. Вот только до нее он не добрался.
Войска Цинь неожиданно ударили уцелевшим отрядам Чу в спину. Циньский гун более всего желал смерти генерала Чжао, справедливо полагая, что без него Чу хотя бы на время оставит попытки продвинуться на северо-запад. Но и та последняя битва закончилась победой Чу, а выжившие воины Цинь бежали. Потери с обеих сторон были огромными, поле боя было выжжено дотла и на многие годы превратилось в бесплотную степь, а воды рек стали красными от крови. В столицу пришла весть о том, что генерал Чжао погиб в бою. В той неразберихе никто не мог знать наверняка, что произошло на самом деле. Но чудом спасшиеся солдаты рассказывали, что свои же стреляли генералу в спину. Те, кому он доверял больше всего, предали его, ранили и оставили умирать. Те, кто желал его смерти, своего добились.
Его тело никто не искал, все думали, оно сгорело. Солдаты Чу рассказывали, что в день гибели генерала Чжао в небе парила огромная красная птица и извергала пламя, которое осушило озера и превратило плодородную землю в пепел. Те, кто остался верен генералу, считали, что разгневанный предательством смертных Хранитель Юга обрушил на Царство Чу свой гнев, и потому началась эпоха бедствий.
Моя страна и правда утратила былое величие, и спустя два столетия уже никто не верит, что Чу объединит земли Поднебесной под своей властью. А там, где погиб генерал Чжао, бессмертные посадили рощу. Я был там ребенком вместе с матерью. Кругом на многие ли никакого человеческого жилья, ни одной живой души, лишь деревья, трава и цветы. Мы привязали к ветвям цветные ленты и деревянные таблички