Никакого звукорежиссера во время записи «Деклассированным элементам» не было, а сама Янка все технические вопросы решала на удивление просто. Она никогда не знала названия примочек и при необходимости говорила: «Я нажимаю кнопочку – эффект включается. Отжимаю – он выключается». Во время этой сессии, несмотря на примитивные условия записи, звук все-таки сжалился над ней. В дальнейшем большинство электрических выступлений Янки происходило при чудовищно плохом звучании, когда ее голос сливался с гитарным ревом – из раза в раз, из раза в раз.
На роль гитариста в «Великих Октябрях» первоначально планировался Дмитрий Селиванов (экс-«Калинов мост»), который накануне выступал в составе «Гражданской обороны» на II Новосибирском рок-фестивале. Но Селиванов не приехал ни на запись, ни на тюменский фестиваль вообще. В результате на гитаре все партии сыграл Джефф, причем в ряде композиций он сделал это просто вдохновенно. «Никаких установок на определенный звук не было, – вспоминает Джефф, который накручивал гитарные пассажи через какую-то супердорогую американскую примочку. – Но все было сыграно на подъеме, живо и радостно».
Женя «Джексон» Кокорин («Инструкция по выживанию») извлекал из ударной установки Tokton кастрюльно-булькающую смесь неуверенных барабанных импровизаций. Хэт у него отобрали, поскольку, с точки зрения Летова, хэт придавал звучанию барабанов ненужную мягкость. Сам Летов исполнял партии баса взрывные ходы с типичным для панк-рока минимализмом.
Янка играла на ритм-гитаре и пела. Аура, исходившая от ее голоса, напоминала первое признание в любви, которое не всегда бывает гладким по подбору слов, но всегда прекрасно по исполнению. Ее песни заполняла бездна боли и трагической печали. Это было одно бесконечное страдание за всех, кто не может выжить «здесь и сейчас», оплакивание тех, кто решился встать на извилистую тропинку, заканчивающуюся «трамваем до ближнего моста». Воплощенный в музыке «детектор лжи», проверка всех и каждого на человечность, на способность сопереживать чужому горю, на способность понять и помочь…
Янке удалось перенести в сибирское лето 88-го года атмосферу калифорнийского «лета любви» двадцатилетней давности. Мелодии ее песен воплотились в подборку электрических баллад и психоделического фолк-рока со звуком, напоминающим концертные записи Джони Митчел. Прохладно-звонкий мейнстрим «Великих Октябрей» работает на контрасте с мягким и протяжно-певучим вокалом. Эта мягкость – мягкость плюшевого медведя без лапы, напевность дерева, которое вот-вот будет сломано ветром. Придуманное самой Янкой название «Великие Октябри» со временем приобрело несколько мифологическую окраску, поскольку и в студии, и на будущих концертах проект назывался попросту: «Янка».
…Временно отступила постоянно опутывавшая Янку депрессия. Казалось, забрезжила перспектива создания собственной группы, возможность выступать на концертах и записывать собственные альбомы с собственными музыкантами. Так ей тогда казалось…
Спустя полтора года Янка записала еще два альбома: «Ангедония» и «Домой». В этой сессии участвовали музыканты ее группы: Игорь «Джефф» Жевтун (бас, гитара), Сергей «Зеленый» Зеленский (гитара, бас), Аркаша Климкин (барабаны), а также Егор Летов в качестве аранжировщика, саунд-продюсера и гитариста. И хотя из «Деклассированным элементам» в эти альбомы вмонтированы несколько композиций, все же это было принципиально иное восприятие Янкиных песен, восприятие с точки зрения Егора Летова.
«Раздражающую меня этакую весьма скорбную, пассивную и жалкую констатацию мировой несправедливости, заметно присутствующую в Янкином материале и исполнении, я решил компенсировать собственной агрессией, – вспоминает Летов. – Что мне в той или иной степени, как мне кажется, удалось».
Подобная жестко-деструктивная трактовка Янке то нравилась, то не нравилась, но все последующие альбомы она хотела записывать уже самостоятельно. Разговоров об этом велось предостаточно, однако реального шанса так больше и не представилось.
Примерно с конца 90-го года Янка прекращает выступления и почти перестает писать песни. Ее отец вспоминает, что у Янки начала прогрессировать депрессия, она все время стремилась уединиться в своей комнате, отвечая на все вопросы: «Мне не о чем говорить».
…Существует теория, согласно которой в Новосибирске все транссибирские коммуникации теряют свою привычную одномерную зигзагообразность. Жители города, стиснутого со всех сторон огромными ледяными равнинами, испытывают колоссальное напряжение, которое в отдельных случаях создает уникальный сквозной канал связи с космосом. Похоже, у Янки такая полумистическая связующая со вселенной нить в какой-то неосознаваемой форме все-таки существовала. Ее чистая и открытая душа словно ощущала и принимала это незримое общение и сама становилась ретранслятором очищающих излучений. «Как же сделать, чтоб всем было хорошо», – пела Янка в «Нюркиной песне». К 24 годам через нее прошло такое перенапряжение, что все существовавшие предохранители просто не выдержали. Ее захлестывала боль, и она уже больше не могла ни петь, ни ходить по земле.
Те, кого Бог касается своим перстом, сгорают порой крайне быстро. Трагедия состояла не только в факте самоубийства Янки, но и в том, что ее бывшие соратники считали (и считают), что другого выбора у нее, по большому счету, просто не было.
«Если не хватает энергии и сил сделать шаг вперед, нужно умирать, – заявил Летов вскоре после Янкиной гибели. – Либо человек идет вверх, либо он ломается. Мы не сможем себе позволить быть стариками».
Кока
Шизазой (Наша Эра) (1988)
сторона A
Шизоид
Председатель Мао
Я – дебил
Veritas in vino
Наконец-то выходной
Давай, Егор!
Районный депутат
Девчонка
сторона B
Старый панк
Простенький рефрен
Миг облегченья
Иерусалим
Lonely
Дается план
Robot
сторона C
Радиоэфир
Убийство брата
Конституция
Блондины не любят брюнетов
Паранойя
сторона D
Чу, слышится шпинделя звук
Разбитая жизнь
Угреватая девчонка
Четвертый энергоблок
Сказочка деда
Белины
Кока – это творческий псевдоним новосибирского звукооператора Николая Павловича Каткова. Работая в Доме культуры авиазавода им. Чкалова, Кока с 83-го по 87-й год втихаря экспериментировал с многоканальной аппаратурой, накладывая свой вокал на инструментальные фонограммы западных исполнителей – с обязательным применением звуковых петель, магнитофонных колец и искусственных шумов.
Получившиеся в результате подобного коллажа студийные опусы резко отличались от основной части магнитофонной продукции, производимой отечественными рокерами. До этого с «чужими» фонограммами музыканты работали исключительно на уровне колец («Братья по разуму», «Театр», Леша Вишня), а эстетика «искаженных кавер-версий» эпизодически мелькала на альбомах «Бэд бойз», «Центра», «Цемента», «Веселых картинок». Но все эти достижения не шли ни в какое сравнение с опусами Коки – по крайней мере, в области уровня его работы со звуком.
«Я никогда не считал себя музыкантом, – вспоминает Кока. – Но меня всегда интересовала „конкретная музыка“, поиск новых звуков и новых шумов. Долгое время мною двигало желание записываться наложением, не привлекая в студию дополнительных музыкантов».
Первой жертвой неуемной фантазии Коки оказалась попавшаяся