Я проиграл три чемпионата мира по пенальти. Вы не возражаете, если я скажу, что это начинает действовать мне на нервы?
Известной фотографии отбитого мяча у меня дома нет, но есть у родителей – ее мне подарили болельщики после того матча. Сам я вообще не фанат каких-то постеров со своими изображениями, игровых фотографий. Единственное, что храню, – майки, в которых на каких-то значимых для себя турнирах я играл за сборную, за ЦСКА. Все они висят у меня в рамочках в бане. Там же майка Канисареса с моего первого чемпионата Европы в 2004-м и постер с домашнего чемпионата мира. Еще была жива вдова Льва Ивановича Яшина, на этом постере расписались она и Виталий Леонтьевич Мутко, Евгений Серафимович Ловчев.
Мне было приятно получить такие автографы. Особенно от Валентины Тимофеевны. Самого Яшина при его жизни я по понятным причинам не застал, а вот с его вдовой общался очень много. Мне казался символичным уже тот факт, что Лев Иванович хоть и играл всю свою футбольную жизнь за московское «Динамо», но жил все годы близ стадиона ЦСКА, на Третьей Песчаной. Я знал, где расположен балкон его квартиры, до сих пор каждый раз поднимаю голову, проходя мимо.
Валентина Тимофеевна, царство ей небесное, постоянно поздравляла меня с какими-то успехами, с праздниками, и это было невероятное чувство. После того как я провел сотый «сухой» матч и вошел в «Клуб Льва Яшина», она передала мне кубок с изображением Льва Ивановича. И я постоянно чувствовал, словно через нее Лев Иванович незримо присутствует в моей собственной жизни.
Перед серией пенальти с испанцами в «Лужниках» я уже ни о чем не был способен думать. Предельно нервная игра, жарко, постоянное катание мяча соперниками – такие игры тяжело ведь не только смотреть с трибун. Когда сам находишься на поле, это воспринимается еще более мучительно, поскольку требует предельной ежесекундной концентрации. Постоянно смотришь: где мяч? а вдруг сейчас, после 20-й или 30-й передачи, кто-то создаст момент? Стоишь реально выжатый до последней капли и думаешь: лучше бы по воротам били, я бы тогда, по крайней мере, работал, а не изводил себя ненужными мыслями.
Эмоциональный фон этого матча был невероятно тяжел. Когда команды действуют на поле в такой тактике, игроки еще и перед тобой бегают постоянно, причем и наши, и испанские. У меня даже видео где-то сохранилось, как я встал в воротах, когда закончилось дополнительное время, и сказал: «Господи, скорее бы это все закончилось!»
И пошел с Серхио Рамосом выбирать ворота.
Серия пенальти – это вообще очень специфическая для вратаря вещь. Кто-то называет ее борьбой нервов, психологическим поединком. Кто-то считает лотереей, и я, пожалуй, с этим соглашусь. Как бы парадоксально ни прозвучало, но, проиграв серию пенальти, даже не особо себя грызешь. Даже близко не испытываешь тех эмоций, которые бывают, когда пропускаешь на 93-й или на 120-й минуте, если назначается дополнительное время.
Понятно, что бывают исключительные ситуации. Помню по видеозаписям с той самой кассеты отца, которую он подарил мне в детстве, как Италия проиграла Бразилии чемпионат мира – 1994: Роберто Баджо не забил решающий пенальти. Собственно, и в Москве одним из самых драматических моментов всего чемпионата стала печально известная «паненка» Феди Смолова в серии пенальти с хорватами. Знаю, что он очень долго и тяжело переживал тот свой удар.
Но у меня реально не было большого огорчения. Понимал, что мы одолели Испанию в серии пенальти и проиграли Хорватии тоже при очень хорошей командной игре. Жизнь в этом плане очень грамотно расставляет все по местам: здесь тебе повезло, там – не очень, здесь ты выиграл, там – проиграл…
Интересно, что мы с Гинтарасом Стауче угадали всех игроков, которые били нам пенальти в матче с Испанией. Другой вопрос, что у меня реально не варила башка от усталости. Помню, к мячу подходит Андрес Иньеста, я точно знаю, куда именно он будет бить, и… валюсь в противоположную сторону. Просто забыл все, что мы проговаривали со Стауче до игры.
Знаю, что у де Хеа была шпаргалка: кто из наших игроков куда может ударить. Гинтарас мне тоже все подробнейшим образом расписал на бумажке, но я эти подсказки не взял. Никогда не любил изучать статистику бьющих, всегда отвергал любые шпаргалки. Иногда, понимая, куда должен ударить соперник, из чувства противоречия вообще прыгал в другую сторону, и надо сказать, этот риск нередко бывал оправдан.
Понятно, что велик соблазн выиграть серию пенальти по шпаргалке, но сейчас могу признаться: как раз на том чемпионате мира мне безумно хотелось выиграть ее самому – в «Лужниках», при полном стадионе. А если проиграть, то тоже самому.
У тех же испанцев очень хорошо всегда били Серхио Рамос и Жерар Пике – их было сложно раскусить. Коке любил крутить мяч от вратаря. Когда он бил, я как раз успел вспомнить советы Стауче и отбил этот мяч. Яго Аспас – он бил последним – ударил вообще нехарактерным для себя образом. Сейчас играет за «Сельту», и я для себя отметил, что ни одного пенальти таким образом этот игрок больше не пробивал никогда. Я прыгал абсолютно наобум, в сторону, но каким-то образом нога оставалась по центру поля – Аспас в эту ногу и ударил.
С хорватами же, когда забил Ракитич, я тоже интуитивно понимал, куда полетит мяч. Но, на свою беду, прыгнул в другую сторону, и мы проиграли серию.
Конечно же, все расстроились тогда неимоверно. Наиболее сильным было ощущение какой-то недосказанности. С одной стороны, команда набрала очень хорошую форму по ходу чемпионата, впервые вышла из группы, впервые дошла до четвертьфинала, почувствовала, какие это классные ощущения – играть в плей-офф чемпионата мира, вошла во вкус…
С другой – полуфинал-то был прямо где-то рядышком. Когда еще российские болельщики такое увидят?
Приятно было понимать и то, что наша игра на том турнире