Пронзительный визг вырвался из моего горла, и я бросилась бежать со всех ног. Паника захлестнула. Мысль о том, что этот зверь – бешеный, что он разорвет меня на куски прямо здесь, на пустынной улице, приводила в ужас. Дом был уже близко, когда нога соскользнула с мокрой ступеньки крыльца. Я упала, ударившись коленями. Несмотря на боль, я вновь обернулась. Он стоял прямо передо мной. От страха меня точно парализовало. В его взгляде не было животной ярости, лишь какая-то пугающая… осмысленность. Он смотрел на меня, как будто знал. Я хотела закричать, позвать на помощь, но интуиция подсказывала, что любой громкий звук, любое резкое движение только разозлят его.
Как завороженная, я смотрела на пса, ожидая, что он вот-вот отступит. Но вместо этого увидела то, от чего кровь застыла в жилах. Прямо на моих глазах собака начала расплываться, превращаясь в клубящийся темный дым. А затем на том же самом месте надо мной нависла высокая фигура молодого человека. Даже в полумраке я узнала этот пронзительный взгляд, которым меня только что окидывал пес. Мне казалось, что я вижу кошмар, настолько нереальным было все происходящее. Новый, еще более сильный приступ ужаса сковал меня. Я зажмурилась, заслоняясь руками, словно пытаясь отгородиться от нечистой силы, и издала истошный вопль. Сквозь пелену ужаса до меня донесся звук открывающейся двери и голос отца:
– Скай!
Открыв глаза, я увидела, что передо мной никого нет. Папа подбежал ко мне и помог подняться. Следом выбежала мама, в ее глазах читалась паника.
– Боже мой, дорогая, что случилось?! Ты цела? – ее голос дрожал от волнения. Она придержала для нас дверь, и мы с папой прошли в гостиную, усаживаясь на диван.
– Здесь… – пробормотала я, запинаясь. – Была собака… огромная. Она чуть на меня не напала…
– Какой ужас! – ахнул папа. – Ты ее спугнула?
Обычно я многое рассказывала родителям, но это… Увиденное даже мне казалось бредом. Они бы точно решили, что я не в себе, расскажи я им о собаке, превратившейся в человека.
– Да, спугнула.
– Слава богу, все обошлось. – Мама присела рядом, взяв мои руки в свои. – Мы так за тебя перепугались! Может, успокаивающего чаю?
– Нет, спасибо, – ответила я, поднимаясь с дивана. – Вы простите, что разбудила… Я просто мусор пошла выкидывать, а там собака не пойми откуда. Все хорошо, пойду спать.
– Надо бы выяснить, что это за пес, позвонить в службу отлова животных, – сказал папа. – Вдруг потерялся, бедняга, бродит один, сам напуганный.
– Да, конечно… – Я медленно попятилась к двери, не отрывая взгляда от родителей. – Доброй ночи.
Зайдя в комнату, я окунулась в кромешную темноту, которая пугала как никогда. Подойдя к окну, я осторожно, миллиметр за миллиметром, раздвинула шторы и выглянула наружу. Взгляд метался по темным закоулкам улицы, выхватывая из мрака кусты, деревья, припаркованные машины. Мне не могло это померещиться. Я до сих пор чувствовала его дыхание на своей коже. Меня практически трясло от осознания, что это не была случайность. Медленно спустившись по стене, я села на пол, обхватив колени руками. Глубокий вдох позволил мне сконцентрироваться и отогнать подступающую панику. Он ждал меня. А значит, просто так не отступит и вернется снова.
Глава 3
Сэм
Пять месяцев назад
Внезапный хруст ветки под ботинком разорвал утреннюю тишину леса, эхом прокатившись между стволами деревьев. Я замер, напряженно вглядываясь в сумрачную чащу, где тусклые лучи рассвета едва пробивались сквозь густую листву. Их бледный свет был напоминанием о неизбежно приближающемся утре и о том, что мне скоро пора идти обратно в лагерь, времени оставалось мало.
Пальцы еще крепче сжали рукоять лука. Возвращаться с несколькими зайцами, которых я уже поймал, было немыслимо. Отец вместе с уловом спустит с меня шкуру. Сглотнув вязкий ком в горле, я продолжил бесшумно следовать по знакомому пути. Каждый куст, каждый камень, каждая извилистая тропа были выучены наизусть за годы тренировок в этих местах.
Наш лагерь скрывался в самой чаще леса, на территории, которую всякий зверь обходил стороной, будто чуя исходящую от поселения угрозу. И, признаться, я их не винил. Вечно голодные, агрессивные и готовые на все ради выживания охотники – зрелище не из приятных, и наш лагерь точно не самое гостеприимное место на планете.
Все мои мысли были поглощены поиском малейших признаков присутствия добычи: следов на влажной земле, едва заметных кучек помета, сломанных веток. Искусству охоты я обучился еще в тринадцать лет. То, что в детстве казалось жестоким убийством, теперь стало для меня своеобразной медитацией, способом сконцентрироваться, отвлечься от гнетущих мыслей и заглушить внутренний голос, вечно нашептывающий бесполезные размышления. Отец неустанно твердил, что голова охотника должна быть холодной как лед, а действия – стремительными и решительными. В сердце настоящего мужчины нет места для жалости. В нашем суровом мире любое проявление нерешительности может стать роковым и стоить жизни.
Расправив плечи, я ощутил пробежавший по коже холодок от порыва ветра. Внезапно справа, метрах в тридцати, мелькнуло что-то серое. Я замер, превратившись в изваяние, и старался дышать как можно тише. Заяц, притаившись в высокой траве, озирался по сторонам, тщетно надеясь, что преследователь потерял его след. Медленно, бесшумно я натянул тетиву, прицеливаясь. Мышцы напряглись, готовые к решающему действию. Но в последний момент, уже держа дичь на прицеле, я замялся. В голове эхом прозвучал голос отца, напоминая о непоколебимости. В следующее мгновение выпущенная стрела устремилась вперед. Короткий свист прорезал лесную тишину. Заяц дернулся, сделал отчаянный прыжок, но было поздно. Стрела нашла свою цель. Глубоко вздохнув, я ослабил тетиву и, убедившись в точности попадания, направился к добыче.
Смерть меня пугала, заставляя замешкаться на эти чертовы несколько секунд. С семи лет, с тех пор, как мы с отцом и братом оказались в лагере охотников, я боялся даже ловить рыбу. Одна мысль о том, что я могу лишить жизни любое существо, вызывала у меня панику. Но под суровым руководством отца, его безжалостными тренировками и… своеобразными методами воспитания этот страх удалось загнать глубоко внутрь, спрятать под маской хладнокровного охотника.
Отец учил меня чувствовать то, чего не замечают обычные люди. Он развил мои обоняние и слух до такой степени, что я мог охотиться вслепую. В детстве отец оставлял меня одного в лесу с завязанными глазами