– Зачем ты здесь, приспешник тьмы?!
Ого… как всё серьёзно.
– Вообще-то приспешница, – я кокетливо перекинула со спины на грудь туго заплетённую до самого кончика косу и широко улыбнулась.
Моё женское обаяние возымело противоположный ожидаемому эффект: богомолец осерчал ещё пуще:
– У-у-у! Ведьма! Изыди!
Я уж было собиралась последовать суровому требованию, когда мальчонка принялся жалобно уговаривать:
– Отец Кален, пущай для начала ведро достанет и воду разморозит.
– А что с ведром? – Клирик кинулся проверять и обнаружил, что на конце верёвки болтается лишь одинокая дужка.
Возникла заминка. Божьему служителю явно претило моё богомерзкое присутствие на его территории. Миколке же – как звали мальчишку – просто-напросто надоело таскать воду из общего колодца, глубокого, но уж больно далёкого. Сдаётся мне, он скоро так все вёдра в хозяйстве переведёт.
– Ах ты шельмец, – проворчал в бороду отец Кален и, не глядя в мою сторону, буркнул: – Только быстро и без шума.
Микол просиял, а я вдруг сообразила, что это будет моё первое осознанное обращение к дару с момента его вынужденного бездействия. Я даже ночью для согрева им не пользовалась, дурочка.
Ну что ж, приступим…
Левитировать предметы, которые воочию видишь или хорошо представляешь, легче лёгкого. Благодаря усиленному даром зрению я прекрасно рассмотрела обломки ведра, рассыпанные на дне колодца, и с неменьшем восторгом, чем Миколка, радовалась каждому из них, поднятому на поверхность.
Отец Кален наблюдал за святотатством, стоя чуть поодаль и бормоча себе под нос то ли молитвы, то ли проклятия.
Когда возле моих ног собралась кучка из дерева и металла, я, рисуясь, дунула вниз, несколько переборщив с силой воздействия. Разморозилась не только вода, но и частично стаял снег вокруг колодезного домика, обледенив близлежащую территорию. Мы с Миколой равновесие удержали, а вот Кален зачем-то решил проверить умеет ли он ходить по воде в твёрдом её состоянии аки по хорошей дороге. Увы, чуда не произошло, клирик поскользнулся и обидно шлёпнулся на землю под заливистый смех своего служки. Впрочем, парнишка недолго веселился. Он быстро приуныл, когда я сказала, что чинить ведро и колоть лёд ему придётся без моей помощи.
Окрылённая полным возвращением контроля над даром я решила сходить на ярмарку посмотреть, чем торгуют и как развлекаются местные жители и приезжие купцы.
Для зимы установилась относительно теплая погода. Ярко светило солнышко, изредка кокетливо кутаясь в перистые облака, будто в кружевную пуховую шаль.
По пути на площадь я успела исцелить не ко времени выскочивший на лице местной красавицы прыщ, поймать сбежавшую от нерасторопной хозяйки козу за единственный рог и сговориться с вероятным покупателем Ласточки. По сему, придя на торжище, я купила жареных орехов в меду и отправилась смотреть на скоморохов, выступающих в установленном в центре площади балагане.
– Тай! – позвал вдруг знакомый голос.
Ко мне сквозь толпу пробирался Алек. Выражение радости на его лице по мере приближения быстро сменилось негодованием.
Внутри словно лопнула до предела натянутая струна. Оказывается, до сих пор я стойко держалась исключительно благодаря одиночеству, но как только появился тот, на кого можно было переложить часть своих душевных терзаний, сразу сдалась.
Всучив кулёк с орехами стоящей рядом девчонке, которая жадно на него облизывалась, я поспешила навстречу другу.
– Ты почему ничего не рассказала?! Кто такой этот Кир? Что он с тобой сделал? И куда подевался? – с ходу накинулся на меня Алек.
Вместо ответа я шагнула к нему вплотную, обняла и с прорвавшимся сквозь сжатые зубы судорожным всхлипом уткнулась лицом в грудь, чем явно напугала ещё сильнее.
– Ринни, что случилось?
Моё и без того своеобразное имя любили сокращать и так и сяк все кому не лень. Иногда получались забавные варианты, иногда откровенно раздражающие. Однако, когда растерявшийся Алек ласково назвал меня «Ринни», я почувствовала себя маленькой девочкой в надёжных объятиях старшего брата, которого у меня никогда не было. Странное ощущение, особенно в отношении легкомысленного, непредсказуемого Ала, каким я его знала прежде.
Похоже, откровенного разговора было не избежать. У друга накопилось слишком много вопросов и подозрений. Например, почему мой резерв был пуст во время стычки с разбойниками, хотя перед этим не было никакой энергозатратной практики?..
Мы покинули многолюдную ярморочную площадь и медленно двинулись по пустынной улице. Я собиралась с мыслями, Алек терпеливо ждал, когда соберусь.
Мне хотелось выговориться, однако я осознавала: если начну, придётся идти до конца. Доверие может быть только полным, либо это уже не оно. Поэтому, собравшись с духом, я рассказала всё как есть.
Друг слушал внимательно, не перебивая, не возмущаясь по поводу затянувшегося обмана и, в отличие от меня, с каждым словом всё яснее осознающей свою преступную легкомысленность, не ужасаясь. Хорошо, что Киар оказался приличным ташидом и к тому же ослабленным раной. Но ведь я не знала, насколько он беспомощен. Что если бы в дороге он лишил Алека силы дара, захватил нас в плен и утащил в Хаттан? Ведь куда-то же пропали три столичных ведуна? И тот из Тепляков?
– Глупости, никого ты не предала и не бросила, – убеждённо произнёс Ал, без лишних слов понимая, о чём сильнее всего страдаю. – Это его выбор. Он прекрасно сознавал последствия. Да и сомневаюсь, чтобы такому везунчику что-то сделалось. Угораздило же оказаться именно на твоём пороге.
Я улыбнулась сквозь набежавшие теперь уже от облегчения слёзы:
– Как ты меня нашёл? И где оставил Аниту с Устиной?
– В первой же попавшейся по пути деревне, до которой мы еле доползли из-за треснувшей оси. Пришлось идти пешком, ибо выпрягать коней и садиться верхом эти дуры наотрез отказались. То ли имущества им было жалко, то ли свои пятые точки. Не удивлюсь, если они до сих пор чинят колымагу.
– Так, может, проводим их до Отрама?
– Я думал, ты торопишься?
– Не настолько, чтобы бросить бедных женщин в беде. Они такие неопытные путешественницы. Вдруг снова нарвутся на какого-нибудь мошенника?
– Тай… – простонал Алек, характерно закатывая глаза. – Опять начинаешь? Хоть раз о себе подумай.
– Я думаю. О карете. У меня тоже есть пятая точка, и мне её жалко.
Друг скосил глаза на обсуждаемую часть тела.
– По-моему, её не жалеть надо, а… воспитывать.