Влад хватает меня за предплечье, и я вся воспламеняюсь настолько сильно, что кажется будто бы моя голубизна глаз похожа на инфернальную картину ада.
— Тебя не должны интересовать такие вопросы, потому что они не помешали тебе больше трёх лет назад вытереть об меня ноги и уйти, не прощаясь, — специально бью как можно сильнее, вынуждая Владислава вернуться в тот злосчастный вечер, который разбил мою жизнь напополам, который вымарал из наших с ним отношений всё самое ценное, чистое, светлое. Но вместо того чтобы смутиться или начать оправдываться Влад, он слишком уперт для человека, который наплевал на несколько лет жизни, уточняет.
— Значит, это всё же мой ребёнок? — он всегда, сколько его помню, был вот таким. Человек слово, кремень, гора. Но можно заметить, что это чисто мужская блажь в нём говорит, дескать, мужик сказал — мужик сделал. Но мне было настолько больно всё это время, меня так сильно швыряла жизнь, что сейчас вместо того, чтобы оставить ничью, я специально лезу в петлю.
— Твоё может быть у тебя с этой… как её… — я нарочито закатываю глаза, будто бы стараясь припомнить имя его прошлой пассии.
— Ты просто можешь сказать да или нет? — начал терять терпение Влад, неотрывно наблюдая, как Ида всё сильнее вжималась в меня и хваталась с проворностью обезьянки мне за шею.
— Нет, — оскалившись выдала я и, развернувшись, зашагала в сторону приёмного отделения, хотя мне, вообще-то, к главному выходу надо было. Но Влад, видимо, слишком остро ловил мою ложь, поэтому не отставая, шёл следом. Аделаида совсем разнервничалась и стала всхлипывать всё чаще, всё короче перерыв между вздохами. Я не выдержала первой.
— Оставь нас в покое, — крутанувшись на каблуках, попросила я. Влад смерил нас особенным взглядом, который пробирал до костей. И покачал головой. — Ты пугаешь мою дочь.
Ида порывисто выдохнула и украдкой посмотрела на Влада, замечая его интерес и проявляя свой, а у меня впервые с её рождения проснулась совесть. Сердце вдруг сжалось от мысли, что только моя ненависть, моё отчаяние лишило ребёнка отца. Только из-за меня Аделаида не будет рассказывать, как папа кружил её на руках в бальном платье принцессы, как отец впервые пригласит на танец, как однажды она скажет своему парню: «А вот папа у меня…»
Ничего этого никогда не будет, потому что я эгоистично закрыла наш с ней мир, не пуская в него настоящего мужчину. Того, кто достоин звания «Папа».
Я отвернулась и посмотрела в сторону ресепшена.
Нет. Я не могу сейчас сломаться только потому, что заметила капельку интереса в глазах Влада. Ему всё интересно. И я тоже. Была.
Осенний парк и незнакомка в ужасном и удивительном плаще цвета летнего солнца. Влад просто не смог пройти мимо меня. Я цепляла его видом, поведением, потому что приманивала лебедей на хлеб и смехом, когда птицы всё же подплыли, а я, испугавшись тяжёлых крыльев, так дёрнулась, что села прямо на попу, испачкав жёлтый плащ. Тогда Владислав помог мне встать, сам покормил лебедей, а потом угостил меня глинтвейном. В золотую осень, когда дожди не успели пропитать листву и она от этого ещё была сухой, хрустящей и пахла неповторимо: сухим лесом и сеном.
Я разогнала пелену воспоминаний и посмотрела более трезвым взглядом на мужчину, который распял мою любовь на кресте предательства. Он не заслуживает. Он предал. Променял мои чувства на похоть тела. Он не оценил.
— Аглая, если это моя дочь… — с надвигающимся холодом в голосе начал Влад, но я перебила:
— Если это твоя дочь, то ты хреновый отец, раз за всё три года её жизни даже не задумался о ней, — обрубила я.
— Потому что не знал, — внёс конструктив Владислав, а я, победно улыбнувшись, закончила:
— А раз ты о ней не знал, значит, это просто не твоя дочь!
Влад оторопело и с каким-то страхом смотрел на меня. Я не изменилась после беременности. Немного округлилась в бёдрах и груди, но талия так и осталась удивительно тонкой. И вот лицо ещё не подпортилось гиалуроном или ножом пластического хирурга, поэтому природный вздёрнутый нос и большие глаза остались на местах.
— Влад, ну сколько тебя можно ждать? Я проголодалась уже! — капризно произнесла блондинка, подходя к нам со стороны кабинета УЗИ. Я прищурила глаза, стараясь вспомнить, где же видела это идеальное, словно вылепленное скульптором, лицо, а потом в хронометраже памяти всплыли фото Влада и его бывшей девушки — Катерины.
И сейчас она приближалась к нам, неуклюже семеня ногами, потому что грациозной походке от бедра мешал беременный живот.
Глава 3
Его бывшая беременна.
И срок уже приличный. Месяц шестой.
Не знаю почему, но острая, колючая, как терния обида резко разрослась в душе, выместив оттуда счастье материнства, радость и казавшее незыблемым равнодушие. Я заворожённо смотрела на живот Катерины и не верила своим глазам. Ида начала уже в открытую хныкать, но, видимо, меня настолько захлебнула волна предательства, что я никак не могла выбраться из неё самостоятельно.
Как же… обидно?
Или больно?
Или все вместе? Я моргнула пару раз, чтобы прийти в себя. Диалог о чём-то важном между Владиславом и Екатериной был наверно очень интересным, но для меня звучал как белый шум. Я сделала шаг в сторону и пробормотала:
— Нам пора, — мои голос как-то чуждо и неестественно прозвучал в коридоре больницы, но мне было наплевать, потому что последние надежды на большую и чистую любовь разбились сейчас.
Измена Влада — это не стечение обстоятельств, это не ошибка или злая шутка судьбы. Влад хотел этого, он намеренно пошёл на это, разорвав наши отношения.
Я наивная глупая дура, которая всё это время верила в «долго и счастливо». Не открыто верила, а так… В самой глубине души, куда не проникал ни один солнечный луч. Просто, знаете, это закуток, где толика надежды, что вот когда Владислав узнает, увидит, поймёт…
Боже…
Я идиотка.