Мы свернули к Жемчужной бухте, оставляя позади монументально возвышающуюся скалу. Внезапно Мишель обернулся.
– Давайте на выходных оттуда прыгнем? – Он кивком головы указал на скалу.
По телу мгновенно пробежали мурашки, а спина вспотела под футболкой и осенней курткой. Я не был к такому готов: меня пугали не столько высота и холодное октябрьское море, сколько живущие в воде сирены. Они били хвостом под этой скалой, и я не хотел думать о том, что мне померещилось. Я знал правду. Кристина знала тоже, но ее почему-то не смутило предложение Мишеля сигануть в море. Она интенсивно закивала.
– Крутая идея! Я в деле! – радостно решила она. – Ты уже прыгал?
– Да, – скромно поделился Мишель. – Мне кажется, нам будет весело вместе.
– И холодно, – буркнул я. – Может, не стоит? Дурацкая идея…
– Так и скажи, что струсил, – осклабился Эйдлен. – Мы и не думали про тебя по-другому.
Крис прыснула, и я посмотрел на нее обиженно. Вот это было вообще не по-дружески.
– Ничего я не струсил. Прыгать так прыгать.
– В субботу? Удобно?
На том и порешили. В субботу, как оказалось, всем было удобно. Мне по-прежнему не хотелось, но обвинение в трусости и насмешки Крис не оставили мне шанса отказаться. Трусом меня еще никто не смел называть.
Мы прошлись вдоль набережной. Эйдленам было в другую сторону, поэтому мы попрощались примерно в том месте, где брали глинтвейн. Мишель приобнял Крис, хлопнул меня по плечу, а я ненавязчиво прижал к себе Алису. Она ткнулась лбом мне в плечо, но быстро отстранилась.
– До субботы. – Я незаметно сжал ее ладонь. Завтра в консерватории нам дали выходной после концерта.
Крис брела рядом со мной, пиная носком старой кроссовки камень перед собой. Он постоянно улетал в разные стороны, и она петляла за ним, то выходя к проезжей части, то почти утыкаясь в меня. Я все еще обиженно поджимал губы, но никак не мог ее бросить – в рюкзаке у меня по-прежнему лежало настоящее доказательство существования сирен.
– Я сегодня кое-что нашел, – произнес я, убедившись, что мы остались одни в небольшом проулке между домами. – Тебе стоит это увидеть.
– Прямо здесь?
– Предлагаю зайти ко мне. – Я увидел, что она замялась. – Отца точно нет. Кстати, что у вас с ним вообще?
Она не заглядывала в гости, когда отец был дома, хотя познакомились мы именно благодаря ему. Крис, хмыкнув, достала бежевый ﹟﹟﹟ [10] из кармана и ловко зубами выудила из пачки сигарету.
– Мы спим. – Она хитро прищурилась, щелкнув зажигалкой.
Я, закатив глаза, легонько ткнул ее в плечо.
– Дурацкая шутка.
– Как могу. – Крис затянулась и быстро стряхнула пепел на асфальт. – Давай зайдем. Докурю только.
Я терпеливо переминался с ноги на ногу, пока Кристина делала затяжку за затяжкой. Она курила наспех, очень быстро, и один раз даже подавилась дымом. От запаха табака я чуть поморщился – даже на свежем воздухе он сильно резал по обонянию. И все-таки я ненавидел сигареты, но близким людям ведь не прикажешь: что отец постоянно в квартире этот мерзкий ﹟﹟﹟ [11] смолил, что сейчас Кристина.
Наконец она щелчком отправила окурок в ближайшую урну и вытерла руки о куртку. Мы поднялись на третий этаж. Дома и правда никого не было. Раковина была захламлена посудой, но хоть лапшой быстрого приготовления в коридоре не воняло – я надеялся, отец нашел оставленный ему контейнер с гречкой и котлетой.
– Располагайся.
Крис по-домашнему скинула рюкзак на полку и пошла в ванную. Я удивился, как точно она определила, где в квартире находится уборная: либо Кристина часто здесь бывала, либо у нее такая же планировка. Когда Крис зашла на кухню, то от нее пахло лимонным мылом и сигаретным дымом. Я уже наливал нам черный чай в большие кружки, Крис сыпанул сахара, себе кинул лимон и добавил ложку меда.
– Че хотел рассказать-то?
Опомнившись, я метнулся за рюкзаком в коридор и притащил его в кухню. Все вещи полетели на пол, отглаженный вчера пиджак превратился в измятое тряпье, а рубашка напоминала старую половую тряпку. Мысленно посетовав на свою небрежность, я достал скомканные брюки. Из них – небольшой белый лоскут. С бирюзовыми разводами.
– Это было за кулисами, – пробормотал я. – Я наступил в кровь сирен.
Крис удивленно ругнулась, забрав кусок ткани у меня из рук. Кровь уже высохла, но все равно бирюзовые пятна ярко выделялись на белом фоне. По цвету они очень напоминали те, с отцовской фотографии, которую он показывал мне в тайне. Я не сдержал обещание и рассказал обо всем Крис. Но не жалел: жить в одиночку с мыслями о такой находке в гримерке я бы не смог.
Она положила тряпку на стол и сделала глоток обжигающе горячего чая. Я даже испугался, но Крис и не поморщилась.
– Это значит…
– …что кто-то из сирен учится в консерватории, – закончил я за Кристину. – Черт его знает, что у них в голове.
– Родь, мысль о том, что сирены топят студентов, чтобы подпитаться, уже не кажется тебе чушью? – подначила меня Крис.
– Заткнись, – беззлобно бросил я, но она была права – чушью мне это уже не казалось.
Нервно глотнув чая, я откинул разбросанные вещи на стул, чтобы не мешались под ногами, и сел. Вокруг нас повисла атмосфера мозгового штурма. Я понимал, что не мог сосредоточиться ни на чем конкретном. В голове роилась сотня мыслей, связанная с сиренами, консерваторией и Жемчужной бухтой.
– Нам надо что-то предпринять, – решила Кристина.
– Что, капитан очевидность? – раздраженно цыкнув, спросил я. – Что мы можем? За кулисами было множество студентов… Оба Эйдлена, например. Дашка из нашей группы. Старшекурсница с красивым меццо-сопрано. Кто угодно может быть этой чертовой рыбой!
– Сиреной, – поправила Крис.
– Сути не меняет.
Я сцапал тряпку обратно и сунул в рюкзак как ценную улику.
– Может, отдать ее отцу? Он наверняка знает, что с этим делать. Он ведь тоже ищет. Вон, всякие «Тайны Морельска» читает, расследование свое ведет.
– Нет, – обрубила Крис. – Дурацкая идея. Он ее заберет и выкинет нас из дела. Так что лучше самим.
Но что мы могли? Я пытался представить, что делать дальше. Конечно, искать сирен, но как? Они ничем не отличались от людей, разве что бирюзовой кровью, но ее не было видно. Я вцепился в эту тряпку, чуть не разорвав ее от злости – так сильно мои пальцы сжали ветхую ткань.
– Тащи «Тайны