Возможно, в этот момент они говорят, кричат, шепчут одновременно, уже не слыша друг друга, как в оперных любовных ариях-дуэтах, но это не гармония, а кошмарная одновременность неслышания.
Тотя (ледяным голосом): О, это несносно! Это несносно! Когда же это кончится? Я не могу тебя слышать… Твои жалобы! Твои просьбы! (Вдруг её истерика странно «замерзает», и Тотя переходит на совершенно спокойный тон.) Мне всё равно… Пойми же… Моисей. Мне теперь всё равно. Уже скорее бы… Скорее бы!
С тем же огоньком, что и в начале, очень медленно входит Анна Павловна. Она сильно изменилась, вместо оживлённой нервной дамы мы видим старческую тень, из-за цинги Анна Павловна может только шептать.
Анна Павловна: Моисей Борисович! Моисей Борисович! Моисей Борисович! Вот радость какая, вот радость-то – Вам повестка в стационар, там Вам помогут, там ка-ша, там тепло, там всех спасают… все спасутся. (Медленно подходит к краю сцены и замирает, тихонечко «засыпает» – за ней кружится, падает белый лист бумаги.)
Тотя: (Она как будто очнулась, спускается со своего пьедестала, выходит из роли Снежной королевы/Блокадной Смерти, подползает к листочку – справке о допуске в стационар. Издает крик.) Муся, это… Что это?!. Стационар?!.
Моисей: Не надо…
Тотя: Они тебе всё же выбили повестку в стационар… Ты не умрёшь сейчас!
Моисей: Не надо…
Тотя: Ты пойдешь в стационар сейчас… Они всё поняли… что ты гениальный мальчик… что ты не можешь замёрзнуть!
Моисей: Побойся Бога… Оставь меня… Не трогай, не мучай меня! Я уже никуда не пойду…
Тотя: (Опускается на пол рядом с ним.) Ты пойдёшь! Ты пойдёшь! Ты же не можешь здесь подохнуть! Всё же не может вот так закончиться – всё же только начинается, да? Ну, прости меня. Ну, вставай! Встань! (Моисей утыкается к ней в колени, мы видим её лицо; своими позами Тотя и Моисей повторяют композицию рембрандтовского «Блудного сына».) Ты пойдешь, ты поешь, они тебя покормят, они тебя помоют, они вылечат твои руки, ты всё-всё им нарисуешь… Весь наш ад ты им к ебене матери покажешь… Ты им всё объяснишь. Помнишь, Тырса про тебя сказал: гениальный мальчик, многое обещает. Ты ведь сдержишь обещание, Муся?!. Ну, вставай, вот так, да, мой сильный мальчик! Ты слышал, что она сказала: там все спасутся.
Моисей опирается на Тотю и поднимается, медленно идёт к выходу, всё время поглядывая на нее со страхом, надеждой и подобием ободряющей улыбки, впрочем, жутковатой.
Тотя: Иди! Иди уже… Там тепло, там светло! Муся… Иди!
Блокадная победоносная радиосводка, потом помехи, и раздаётся голос Тоти, звучащий чеканно, как будто это голос диктора:
Моисей Ваксер умер в стационаре 4 февраля 1942 года. Тоти, Антонины Изергиной, не было рядом с ним в ту ночь. Большая часть его неопубликованных работ, писем и фотографий исчезла.
На экране одна за другой появляются работы Моисея Ваксера. Звучит музыка [1].
Примечания
1
Благодарю за участие в этом тексте Антонину Изергину, Моисея Ваксера, Павла Зальцмана, Льва Пумпянского, Лидию Гинзбург, Ольгу Берггольц и всех жителей блокадного города, чьи голоса здесь звучат. П. Б.