Я не жду ответа, просто поворачиваюсь и ухожу, оставляя их среди ярких полок с игрушками, возвращаюсь к дочери.
Глава 7
Ева
Я захлопываю за собой дверь квартиры, прислоняюсь к ней спиной и закрываю глаза, пытаясь унять дрожь в коленях. Сладковатый, приторный воздух магазина до сих пор стоит в носу, смешавшись с запахом их дорогих духов и собственного страха.
Не раздеваясь, бреду в гостиную и падаю на диван, зарываясь лицом в плед, и тут меня накрывает. Тихие, сдавленные всхлипы вырываются из горла, слезы текут ручьями, оставляя мокрые пятна на ворсе. Я плачу не из-за него. Я плачу из-за насмешки судьбы, из-за этого абсурдного совпадения, из-за хрупкости своего маленького мира, который едва не рухнул сегодня в один миг.
- Мамочка? Ты вернулась? - раздается тоненький голосок из коридора.
Вздрагиваю и резко вытираю лицо рукавом кофты, но спрятать заплаканное лицо и красный нос уже не получается. В дверях стоит Аглая, моя маленькая вселенная, в своем любимом розовом костюмчике с единорогами.
- Почему ты плачешь? - ее большие, светло-карие глаза, точь-в-точь как у него, смотрят на меня с неподдельным испугом. - Тебе очень больно?
Я заставляю себя улыбнуться, но получается криво.
- Ничего, солнышко мое, не переживай. Все уже прошло. Просто… кажется, соринка в глаз попала, такая мелкая-мелкая. Я ее уже вытащила, а глаз все равно ноет, - мне стыдно за эту ложь, но что поделать.
Аглая подходит ближе, ее босые ножки шлепают по полу. Она внимательно, по-взрослому изучает мое лицо, и я вижу в ее взгляде сомнение.
- Неправда. Ты всегда так говоришь, когда не хочешь, чтобы я расстраивалась. Кто тебя обидел? - она сжимает крохотные кулачки, и смотрит на меня серьезно, как он когда-то. - Я ему скажу, что так нельзя! Чтобы мою маму не обижал никто!
Я не могу не рассмеяться сквозь слезы, и протягиваю к ней руки. Она забирается ко мне на колени, прижимается теплой щекой к моей мокрой от слез кофте.
- Никто меня не обидел, лапочка, честное слово. Взрослые иногда… просто вспоминают разные вещи, и от этого на душе становится тяжело, и слезы сами текут, как дождик из тучки. Но ты же знаешь, после дождя всегда солнце выглядывает, и радуга бывает. Вот и у меня сейчас все пройдет.
Я глажу ее по мягким темно-каштановым волосам с медным отливом, точь-в-точь как у Глеба. И эти ямочки на щеках, когда она улыбается…
Господи, спасибо, что я была там одна. Спасибо, что он не увидел ее. Один взгляд, один единственный взгляд на это личико, в эти его глаза, и никакая генетическая экспертиза не понадобилась бы. Он бы все понял в ту же минуту.
- Не грусти, мамочка, пожалуйста, - шепчет дочка, обвивая мою шею руками. - Давай я тебя поцелую, и все плохое улетит, как пушинка. Я тебя очень сильно люблю. Попробуй!
- Хорошо, моя маленькая, - выдыхаю, целуя ее в макушку и чувствуя, как ее нежные губы прикасаются к моей щеке. - Ты права. Я не буду больше грустить. Обещаю. Твои поцелуи - лучшее лекарство на свете.
Я делаю последний, глубокий вдох, с силой провожу ладонями по лицу, стирая остатки слез. Все. Хватит. Эти люди не стоят ни одной моей слезинки. Они прошлое. А у меня в руках целое будущее.
Аглая отстраняется и смотрит на меня, ее взгляд становится задумчивым, серьезным.
- Мам, а где наш папа? Почему он никогда к нам не приходит?
Вопрос оглушает. Я замираю на секунду, чувствуя, как внутри все сжимается. Она никогда до этого о нем не спрашивала.
- Папа? - переспрашиваю, чтобы выиграть секунду и успокоиться. - А зачем тебе папа, моя радость? Разве нам с тобой не хорошо вдвоем? Мы с тобой - лучшие подружки, мы все делаем вместе: и играем, и читаем, и секретами делимся. Мы же настоящая команда!
- Конечно, хорошо! Мы самая лучшая команда! - соглашается она, кивая. - Но… у Лизы из садика тоже есть мама, и они лучшие подружки, но еще у нее есть папа. Он приходит вечером, подбрасывает ее к потолку, катает на спине, как лошадка, и они вместе так громко смеются! - она замолкает, и в ее глазах появляется тоска. - Если бы у нас был папа, он бы тебя защитил сегодня. Он был бы такой большой и сильный стоял рядом, и тогда ты бы никогда не плакала. Никто и никогда бы тебя не обидел!
Она говорит это с такой детской уверенностью, что у меня снова подступает ком к горлу. Она не винит меня, не требует объяснений, она просто хочет, чтобы я не плакала. И в ее детской логике решение оказывается таким простым - сильный папа, который прогоняет всех монстров, высушивает все слезы и превращает жизнь в веселую игру.
Я не знаю, что ответить. Никакие слова не могут развеять этот наивный, спасительный для нее миф про принцев. Я просто сильнее прижимаю ее к себе, чувствуя, как бьется ее маленькое, горячее сердце, пытаясь впитать в себя ее тепло и веру.
Ее слова, такие простые и такие страшные в своей правде, звенят в тишине комнаты, такой уютной и безопасной, ставшей внезапно уязвимой.
Если бы папа был рядом, то ее бы никто не обидел, и она бы не плакала.
Только у нас нет папы.
Он с другой.
Глава 8
Ева
Я пятый раз перечитываю одно и то же предложение в отчете, но смысл упрямо ускользает от меня. Голове только ода мысль: беременна, она беременна. Эти слова засели на подкорке с той самой секунды, как я услышала их в торговом центре, и теперь гудят навязчивой, тошной какофонией.
Я откидываюсь на спинку кресла, закрываю глаза, и сразу же всплывает ее лицо, сияющее, торжествующее, его… усталое. Все та же усталость, что была и шесть лет назад.
Неужели он не счастлив? Неужели этот ребенок, зачатый в предательстве, не то, чего ему не хватало?
Нет, я не должна об этом думать. Все уже давно разошлись, тишина такая густая, что слышно, как гудит процессор в системном блоке. Мне тоже пора уже ехать домой, но внезапно резкий звук заставляет меня вздрогнуть. Телефон на столе говорит о том, что начальник еще здесь, и он знает, что я тоже на месте.
- Ева Леонидовна, зайдите ко мне, - спокойно говорит Николай Иванович, тоном, не терпящим возражений. - Сейчас же.
- Я… Хорошо, - выдавливаю из себя и медленно кладу трубку.
Не к добру это, ой не к добру. Особенно в такое время. Встаю, ноги ватные, поправляю пиджак и иду к его кабинету.
Когда подхожу, стучу в дверь.
- Войдите! – и я вхожу.
Кабинет Николая Ивановича воплощение его самого, вернее его комплексов и того, что ему на самом деле недоступно: темная мебель, кожаный диван, портреты каких-то суровых мужчин на стенах. Он сидит за своим столом, откинувшись в кресле. Его седые, жидкие волосы зализаны назад, а взгляд маленьких, заплывших глаз кажется особенно пронзительным в свете настольной лампы. Пивное брюхо уперлось в край стола.
- Садитесь, Ева Леонидовна, - указывает он рукой на кресло напротив.
Я молча опускаюсь на край, спина прямая, руки сложены на коленях, чтобы скрыть дрожь. Не люблю быть с ним один на один.
- Вы знаете, я всегда ценил ваш профессионализм, - начинает, складывая пальцы домиком. - Но сегодня… Сегодня вы меня разочаровали. Отчет за квартал полон неточностей, вы пропустили два важных совещания, а ваше присутствие на планерке было чисто номинальным. Вы плохо справляетесь со своими обязанностями. Что происходит?
Меня будто облили ледяной водой. Я знаю, что сегодня не мой день, но, чтобы настолько…
- Николай Иванович, я… понимаю. Сегодня действительно был сложный день, личные обстоятельства. Я не в форме. Завтра все будет иначе, я обещаю. Все недочеты исправлю.
Он смотрит на меня долгим, тяжелым взглядом, потом медленно качает головой.
- Видите ли, Ева, я вообще-то присматривался к вам для повышения. Отдел развития… вакансия скоро откроется. Я думал, вы - сильный кандидат. Но после сегодняшнего… Я не знаю. Я не уверен, что могу доверить вам больше ответственности.