Намного легче хранить уверенность в местонахождении Мортимера в дни после низложения Эдварда, чем когда-либо ранее на протяжении его карьеры. Начиная с 1327 года, он часто брал на себя задачу представать в ряду баронов, свидетельствующих правомочность выдачи хартий с королевской печатью. В первый год правления Эдварда Третьего Роджер засвидетельствовал, по меньшей мере, выдачу пятидесяти семи из девяносто одного пожалования, зафиксированных в Свитках Хартий, таким образом, указав на свое присутствие при, как минимум, пятидесяти семи церемониях. Вдобавок, Мортимер совершил около двадцати запросов о пожалованиях, относящихся к другим лицам, при которых его присутствие почти точно было необходимо. Благодаря регулярности придворной службы, совмещенной с обычными средствами установления средневековых маршрутов, мы можем разумно заключить, — периоды, о которых у нас нет достоверной информации относительно местонахождения Роджера Мортимера, указывают на дни, когда он отсутствовал при дворе.
В 1327 году есть два периода, на протяжение которых Роджера не было при дворе более, чем две недели. Первый охватывает время от начала марта до начала мая, второй приходится на осень. В обоих случаях Мортимер присоединялся ко двору в Ноттингеме. В последний раз Роджер вернулся в Ноттингем из Южного Уэльса, то есть, к слову сказать, из земель Уэльской Марки, поэтому вполне вероятно, что и во время первого периода отсутствия он также пребывал в районе Южного Уэльса. Это совпадает с перемещением короля из Кенилуорта в начале апреля. На следующий год Генри Ланкастер уже обвинял Мортимера в похищении Эдварда из Кенилуорта силой. Редкие отъезды Роджера от двора в то время и его возможное присутствие в названном регионе предполагают готовность вельможи, при необходимости, исполнить военизированные функции при захвате бывшего суверена, а также, если обвинения Ланкастера правдивы, взятие Мортимером Эдварда силой. Прежнего короля перевезли из Кенилуорта в аббатство Ллантони, что близ Глостера, а оттуда — в Беркли, где содержали в великолепных условиях за счет ежедневной выплаты казной пяти фунтов стерлингов.
К настоящему моменту Роджер и Изабелла окончательно решили все проблемы, мучившие их последние шесть месяцев. Они заставили Эдварда отречься и посадили на трон принца, тем самым придав законные основания своей власти и обезопасив себя от злонамеренности графа Ланкастера, пусть и ненадолго. Теперь же поднимала голову новая проблема, или, вернее обозначить ее старой, преследовавшей и вызывавшей на борьбу как Эдварда Первого, так и Эдварда Второго: Шотландия.
*
В день церемонии коронации шотландцы произвели пробный набег на замок Норем. Нападение отбили, но в марте двор оповестили об обнаруженной английскими агентами подготовке шотландских сил к вторжению. Соответственно, в качестве предварительной меры, было приказано устроить в начале апреля общий воинский сбор. Хотя Роджер и Изабелла искренне стремились найти дипломатическое решение вопроса, мирные переговоры между двумя странами постоянно терпели крах. Были назначены четыре сессии обсуждений, но одна за другой они заканчивались поражением. Это представлялось странным, ведь обеспечение продолжительного мира находилось в интересах обеих сторон. Как же произошло, что Англия и Шотландия оказались стоящими на пороге полномасштабной войны?
Объяснение скрывается в нейтралитете шотландцев во время осуществления Мортимером и Изабеллой вторжения. Если существовало мгновение, когда шотландцы могли напасть на Англию, то оно приходилось на сентябрь 1326 года, когда значительная часть английского флота оказалась связана на юге страны, а армия не горела желанием подчиняться призыву к общему сбору. Но шотландцы не напали. Накануне вторжения сэр Томас Рэндольф, главный переговорщик Брюса, отправился в Париж на встречу с Роджером и Изабеллой. Они сошлись на определенных условиях: взамен признания шотландской суверенности, шотландцы не станут обрушиваться на Англию во время вторжения. Сейчас вторжение кануло в Лету, но о признании независимости Шотландии никто не говорил. Роджер и Изабелла откладывали выполнение своей части сделки, потому что не хотели отчуждать северных баронов и Генри Ланкастера, для которого мысль о независимости Шотландии представлялась подобной проклятию. Брюс находился на краю смерти и мечтал успеть увидеть страну независимой. В результате он разработал трехзубцовое нападение на Англию: через вторжение из Шотландии, из Ирландии и восстание в Южном Уэльсе. Пусть Мортимеру удалось предотвратить ирландский бунт, заменив назначенного там Деспенсером верховного судью на собственного бывшего посланника, время для мирного урегулирования все равно истекло.
Положение оказалось тяжелым. Ни Роджер, ни Изабелла сражаться не стремились. Шотландия была, несмотря ни на что, потеряна, и последнее, чего пара желала, — это расходы на новую шотландскую кампанию. Но не пойди они на данные потери, — придется столкнуться с враждебностью графа Ланкастера. Единственным выходом стала стратегия компромисса. Чета создала видимость похода на защиту севера, но и не думала совершать значительных вылазок к укреплениям шотландцев. Мортимер и Изабелла подняли людей из мелких городков, а также солдат Жана Эно, снова получившего просьбу привести на помощь войско наемников. Была созвана толпа феодалов, и уже к концу мая английская армия находилась в Йорке в полной готовности.
Нам известно произошедшее в последующие недели в мельчайших подробностях, ведь сэр Жан Эно взял с собой в составе свиты летописца, Жана Ле Беля. Его отчет прекрасно соотносится с тем, что дошло до нас благодаря истории из созданной Джоном Барбуром поэтической биографии Роберта Брюса. Таким образом, мы обладаем цельным описанием с обеих сторон того, что прославилось как Уирдейлская кампания, с самого ее бурного начала в абсолютно не подобающем месте общей спальни доминиканского мужского монастыря в Йорке.
7 июня, ради празднования прибытия сэра Жана, Изабелла устроила в монастыре, где остановился двор, великий пир. В качестве части придворных увеселений она решила принимать сэра Жана одного с шестьюдесятью фрейлинами за столами, поставленными в общей спальне монахов, тогда как король со двором и мужчинами устроился в зале и в галереях. Дамы были великолепно наряжены, кушанья передавались по кругу, скрытые разнообразными оттенками, так что от каждого требовалось угадать, что ему пришлось отведать. Но не успели собравшиеся продегустировать и малой доли принесенных лакомств, как разразилась яростная ссора между несколькими из слуг Жана Эно и английскими лучниками, устроившимися с ними рядом. Увидев, как на их товарищей нападают, английские лучники пришли на помощь соратникам вместе с зазубренными стрелами на тетиве луков и застрелили некоторых из жителей Эно, вынудив остальных искать убежище в близлежащих домах. Кто-то из домовладельцев сильно испугался и отказался пускать к себе обитателей Эно, намеревавшихся забрать свое оружие. Изгороди и сады с огородами подверглись в ходе последовавшей паники вытаптыванию, а те гости из Эно, кому удалось вооружиться, собрались на площади,