Однако мы приносили пользу. Сбор картошки был настоящей работой, важным вкладом в общее дело, а я к тому времени успела превратиться в сильную и крепкую девчурку, которая могла работать часами не покладая рук. Которая могла не обращать внимания на боль в плечах и волдыри, вскочившие на ладонях.
Кроме трёх дружинниц из Земельной армии на обширных полях Тортонов работали только мы с Джейми, Рут и Мэгги. В первое же утро Мэгги сильно отстала. Я дошла до конца своего ряда и вернулась ей помочь. Но она сказала:
– Эй, иди на свой надел. Я догоню. Не надо мне твоей помощи.
– Мэгги, перестань…
Она сверкнула на меня глазами.
– Как могу, так и делаю. У меня пальцы закоченели. Ненавижу всё это.
Хотя, казалось бы, и что? Никто нас не спрашивал, хотим ли мы собирать картошку. Это делалось для победы, и нам полагалось участвовать.
– У меня тоже закоченели, – говорю.
А у Мэгги такой вид, точно сейчас расплачется.
– Почему здесь нет моего папы, – простонала она. – Почему это не наш газон. Почему Джонатан…
И тогда я подняла голову и посмотрела на тортоновский особняк, великолепную громадину на краю картофельного поля. Перед ним стояли чужие машины, в дверях мелькали чужие люди в форме. Мэгги жила в нём всю жизнь. А теперь вынуждена делить комнату с сироткой из городских трущоб в бывшем доме их лесничего. Мэгги с самого начала имела больше всех, кого я знала. И в этой войне она только теряла и теряла.
Я же росла взаперти, калекой и невеждой, знай выглядывала на улицу в окошко вонючей городской квартирки. А теперь ходила на двух ногах, ездила верхом, умела читать и спала в одной комнате с дочерью барона. Если не считать мамы, я ничего не потеряла, только приобрела. И ещё вопрос, утрата мамы – это потеря или приобретение?
Мэгги наклонилась обратно над бороздой. А я нащупала в земле картофелину и…
– Огонь – пли! – как запулю картофелину Мэгги в голову!
Та на месте подскочила, закрутилась и на меня зло уставилась.
– Пожалуйста, посмейся со мной, – говорю. – Это же смешно, не?
И она рассмеялась.
– Ну ты и дурочка, – говорит.
Мы ухмыльнулись, друг на друга поглядели. А потом стали кидаться картошкой в Рут.
Рут браво отстреливалась. Подключились и Джейми с одной из земельных дружинниц. Мы швырялись грязными склизкими картофелинами в комьях земли, и в какой-то момент Рут запулила мне одну прямо в рот.
– А ну прекратите! – крикнула Роуз. Она из дружинниц была старшая и как бы самая главная. Кинулась к нам, пустым ведром размахивает и кричит: – Хватит! Всё, баста! А ну подобрали сейчас же, чего тут накидали! Да прекратите же кидаться! Это же еда! Сейчас война, а вы едой кидаетесь!
Джейми и в Роуз запустил картофелиной, но та снаряд на лету перехватила.
– Ты меня не подзуживай, – строго сказала она. – У меня пять братьев. Кидаюсь я метко.
После этого Мэгги пошла по ряду быстрее. Всё-таки когда посмеёшься, оно потом легче работается.
Обедали мы все вместе у Эллистонов, за длинным столом на кухне. Миссис Эллистон приготовила вкусный горячий обед. Рут с самого утра не проронила почти ни слова – оно и понятно почему. Теперь миссис Эллистон обратилась к ней.
– Это ты девочка из Германии? – спрашивает.
Рут кивнула. Я говорю:
– Её отца выгнали с работы, семью вытурили из страны ни с чем, а бабушку заточили в особый лагерь, Равенсбрюк. И она еврейка.
Девицы из Земельной дружины переглянулись. А миссис Эллистон говорит:
– У меня сына два, оба в армии. Будто рада тебе, врать не стану. – Посмотрела на Рут так оценивающе и добавляет: – Вижу, конечно, что ты просто девчонка, и семье твоей соболезную, но доверять тебе не могу, уж извиняй.
– Понимаю, – говорит Рут. – Что уж тут.
– Мама всерьёз думала запретить ей собирать картошку, – говорит Мэгги.
– Ну, это уж она хватила, – говорит миссис Эллистон. – У нас рабочих рук и так недочёт.
По дороге обратно на поле я говорю Рут:
– Когда мама держала меня взаперти, она растрепала всем нашим соседям, будто я отсталая. Чтобы не пытались мне помогать.
Рут посмотрела на меня и говорит:
– Ну это же другое. Я действительно из Германии. И Германия действительно враг. Я прекрасно понимаю, почему меня все боятся.
Я говорю:
– С твоей бабушкой всё будет хорошо, я уверена.
Она говорит:
– С моей бабушкой ничего не будет хорошо. Я уверена.
Рут собрала картошки больше всех, даже больше, чем девицы из Земельной дружины, а уж они привыкли впахивать. Под конец дня Роуз посчитала своим долгом пожать ей руку.
– До завтра, – сказала Роуз.
– До завтра, – ответила Рут и еле заметно улыбнулась.
Я вывалила в тележку последнее ведро картофеля и поймала на себе удивленный взгляд Роуз.
– Эй, ты чего? – спросила она. – Ты же в курсе, что можно себе взять.
Этого мне никто не сказал.
– Серьёзно? Сколько?
Роуз ухмыльнулась.
– А сколько унесёшь. Ты что, думала, вы тут забесплатно работаете?
– Ну да, – удивилась я. – Это же для победы. Я думала, мы за так обязаны.
Роуз покачала головой.
– Вам ещё и заплатить должны.
– Серьёзно? Прямо деньгами?!
В это время сзади подошла Мэгги.
– Два шиллинга в день. Так было в прошлом году.
Два шиллинга в день! И ей ещё что-то не нравится? Да я бы за любую работу взялась за два-то шиллинга в день. Наконец-то шанс заработать.
– Рут! – крикнула я. – Нам дадут по два шиллинга за день!
Рут растянулась в улыбке. Подбежал Джейми.
– Мне тоже, мне тоже?
– И тебе тоже, – сказала Роуз. – Ты усердно работал.
Джейми заулыбался. Весь в грязи, с ног до головы – одни зубы сверкают.
Вёдра я наполнила доверху, до самой кромки. Поднимаю голову – Мэгги стоит, смотрит в ужасе.
– Я эти тяжеленные вёдра домой не потащу, – говорит.
– Мэгги, – говорю, – это же еда. Нам на зиму. Мы её заработали.
– Заработали! – поддакивает Джейми.
– У меня на руках мозоли уже, – жалуется Мэгги.
Я свои стёртые вконец ладони повыше поднимаю и ей в лицо. Подходит Рут, свои протягивает. Смотрю, у неё даже кровоточат.
Мэгги вздохнула и за вёдра взялась.
– Ада, –