23 июля, после мертвого часа, завязавшийся за чаем разговор о преимуществах того или иного вида спорта неожиданно принял острую и резкую форму.
На чье-то упоминание о рыбной ловле, как спорте, Воинов насмешливо бросил:
– Ну, тоже! Нашел еще спорт!
– А чем же плох рыболовный спорт? – спокойно осведомился бывший тут в числе отдыхающих немолодой уже инженер Родман, страстный любитель рыбной ловли.
– Да ничем не плох, – засмеялся Воинов. – А просто это и не спорт совсем!
– То-есть как это „не спорт"?
– Ну, какой же спорт может быть в том, чтобы вытащить из воды полумертвую от боли и страха рыбешку? Где тут техника? В чем искусство? Какие трудности надо преодолеть?
– Во всяком случае и трудностей, и техники, и искусства несравненно больше в рыболовном спорте, чем, например, в плаванье, – нанес укол Родман.
– Ну, скажете еще! То-то этим спортом и занимаются только ребята да старики. Посиживай себе на лодочке или полеживай в тени на бережку да поглядывай на поплавок, – вот тебе и все искусство!
Публика одобрительно загудела.
– Я вижу, вы совсем незнакомы с этим видом спорта, – пожал плечами Родман. – При таких условиях наш спор бесполезен, а мне пора уже на озеро,.,
И он поднялся было с места.
– Сдрейфил товарищ Родман! – засмеялся кто-то.
– Ничего не сдрейфил! – выступил как будто с протестом другой. – А просто… крыть нечем! – неожиданно закончил мнимый защитник.
Все, кроме Родмана, расхохотались. Инженер заметно покраснел.
– Ваш смех, товарищи… – начал он нарочито пониженным голосом, и все вынуждены были стихнуть, чтобы расслышать его, – ваш смех, конечно, объясняется только тем, что вы совершенно не знаете предмета, о котором беретесь судить. Рыбная ловля на удочку – это, разумеется, спорт, и притом насыщенный высокой техникой и требующий такой же высокой степени уменья от самого спортсмена. Это – тонкое и умное искусство…
– Да уж куда умнее! – вмешался неугомонный Воинов. – Потому и говорится: „на одном конце червяк, а на другом…
Он не успел докончить. Все кругом грянуло смехом. Родман пытался что-то сказать, но за веселым гамом, наполнившим столовую, ничего не было слышно. Инженер пожал плечами и выждал, пока шум стих.
– Товарищи! – возвысил он голос. – Вы весело настроены. Это, конечно, хорошо. Но зубоскальством ничего нельзя доказать. Я предлагаю от слов перейти к делу и на деле убедиться, где же техника и искусство: в рыболовном спорте или, например, в плаванье. Столовая снова зашумела.
– Вот тоже сравнил!
– Ого! Это как же так – „на деле"?
– Очень просто! Сейчас увидите. Публика притихла.
– Один вопрос, товарищ Воинов… Кстати, вы, кажется, хорошо плаваете?
– Ну, допустим… – недоверчиво протянул тот, силясь догадаться, куда ведет его оппонент.
– Чемпион наш! – выкрикнул кто-то. – Прямо – человек-рыба!
– Тем лучше, – кивнул инженер. – Так вот, считаете ли вы, товарищ Воинов, возможным взрослого и сильного пловца, вполне владеющего своим искусством, вытащить из воды, как рыбу, на обыкновенную шелковую леску, при условии, что человеку этому предоставлено право сопротивляться как угодно, за исключением только права рвать леску руками?
Все насторожились.
– То-есть, как это „вытащить из воды"? – не понял сразу Воинов.
– Да совершенно так же, как рыболов вытаскивает крупную рыбу, – сказал Родман. – Впрочем, я поясню. Представьте себе, что на пловце надет достаточно прочный пояс. К этому поясу прикреплен сзади, на спине, конец лески. Потом пловца бросают в воду и предоставляют ему полную свободу действий, за исключением только одного, как я уже говорил: рвать и, вообще хватать леску руками. Он может плавать, нырять, бросаться как и куда ему вздумается, – ну, словом, делать все, что ему заблагорассудится и что делает обыкновенно попавшаяся на крючок рыба. А обязанность рыболова заключается в том, чтобы притянуть и втащить пловца к себе в лодку, как вытаскивается в подобных случаях пойманая рыба.
Воинов ответил не сразу. Все выжидающе смотрели на него. Наконец, он улыбнулся:
– Нет, это совершенно невозможно, Это – вздор!
– В таком случае, товарищи, – внятно и громко отчеканил Родман, – я заявляю, что берусь на только что сказанных условиях вытащить из воды, как чебака, не кого иного, как самого Воинова.
Тут в столовой поднялось столпотворение. Окончилось оно тем, что на другой же день, 24 июля, после завтрака, на озеро выехала целая флотилия. Были мобилизованы все наличные в окрестностях лодки, которых набралось восемь штук. В одной из них сидел Родман. В другой – Воинов с тремя приятелями. Остальные были битком набиты молодежью, свидетельницей вчерашнего спора. Кому нехватило места в лодках, остались на берегу с парой нашедшихся в доме отдыха биноклей.
Утро выдалось как по заказу. Стояла совершенная тишина. С высоты безоблачного неба струило золотые ласки солнце. Огромное озеро зеркалилось, как стекло, уходя просторами своих зеленоватых далей к обрезанному линией холмов горизонту.
Остановились в полукилометре от берега.
Воинов разделся. Широкий спортивный пояс плотно охватил его талию. К специально вшитому сзади кольцу Родман прочно прикрепил конец своей лесы,
– Готово, – сказал он.
Лодка с Воиновым двинулась дальше. Когда она отошла метров на 35, пловец бросился в воду, а лодка вернулась обратно, присоединившись к остальным зрителям, стоявшим позади Родмана и несколько в стороне.
Бросившись в воду и сразу нырнув, Воинов, всплыв на поверхность, лег на спину. Он решил для начала принять выжидательную тактику.
В тот же момент он почувствовал, что невидимое легкое течение несет его в сторону лодки Родмана.
Улыбнувшись, Воинов не спеша поплыл к середине озера. Одновременно до ушей его донесся непрерывный, довольно громкий треск: заработал тормоз катушки.
Через полминуты Воинов заметил, что плыть ему гораздо труднее, чем обычно: прикрепленная к поясу леска чувствительно тянула назад…
Тогда пловец, на несколько секунд отдавшись ее влечению, вдруг стремительно сделал резкий бросок вперед и вслед затем глубоко нырнул, рассчитывая таким образом оборвать тонкую и такую непрочную на вид леску.
Но ни малейшего сопротивления не встретил со стороны рыболова его рывок. Словно и не была привязана леса к поясу. Беспрепятственно опустился пловец на значительную глубину, так же беспрепятственно поднялся потом на поверхность, и в тот момент, когда, переводя дыхание, собирался посмотреть, чем кончилась его уловка, натянувшаяся, как струна, леса подтащила его на несколько метров назад, прежде чем он успел сообразить, как это вышло. И Воинов, к удивлению своему, оказался на том же месте, откуда предпринял свой маневр.
Здесь впервые он почувствовал какое-то неприятное стеснение: