– Есть! – мысленно ликуя, крикнул он.
Земля под ним вдруг вздыбилась, а затем покатилась, кружась, куда-то вниз. Он понял – дирижабль, не имея управления, закружился над аэродромом, как щепка в волнах. Стропа делалаогромные размахи. Живым маятником на конце ее раскачивался отважный командир. Ветер свистел в ушах. А гондола чернела высоко-высоко над головой. Хватит ли силы в слабеющих руках дотянуться до спасительной гондолы?
Мимо пронеслось что-то черное, бесформенное. Гудованцев понял – это надземные сооружения аэродрома. Подумал: – „Если ударюсь о них, расшибет в лепешку!…"
Но в этот миг корабль пошел круто, „свечою" вверх. И Гудованцев тоже потянулся по стропе вверх, к гондоле. Дирижабль несся теперь под медленно ползущей стаей грязно-лохматых туч. Ниже плыли облака, легкие и прозрачные, таявшие от ударов шторма. Земли не было видно, и командир с трудом мог вообразить, что он висит на страшной высоте.
Дирижабль швыряло в стороны, моментами стремительно гнало книзу. Он кренился то на левый, то на правый борт и вдруг, словно обессилев от борьбы со штормом, проваливался, падая в дикую кипень облаков. Стропа рвалась из рук, онемевшие пальцы едва удерживали ее. Но вот голова ударилась о что-то твердое. Это был борт гондолы…
Под утро в Сталино было передано известие, что дирижабль обнаружен около станции Харцыск. Он шел в то время уже силою своих моторов и послушно повиновался управлению. Сигнальными ракетами дирижаблю был указан обратный путь на аэродром.
IV
Товарищ Ассберг аккуратно складывает прочитанную газету и говорит:
– Зам нательный эпизод! В истории воздухоплавания не было еще случаев срыва дирижабля штормом с якорной стоянки. Команда нашего „СССР В-2" вела себя выше всякой похвалы. Гудованцев – герой! Он спас корабль! Но мы, воздухоплаватели, должны добиться, чтобы подобные случаи не повторялись! Как? Мы должны по последнему слову техники, надежно оборудовать места стоянок наших воздушных кораблей. Вот с нашей свердловской мачты и якорной стоянки никакой шторм не сорвет дирижабль!
За спиной т. Ассберга, на стене, я вижу большой чертеж. На синей кальке белой тушью вычерчена красивая стройная конструкция четырехгранной формы.
Я узнаю знакомые очертания! Узнаю взлет ввысь, к небу стальных ферм, узнаю четыре мощных лапы, укрепленных на бетонных фундаментах, и причальный конус, вознесшийся на высоту 40 метров над землей. Это первая в Союзе и высочайшая в Европе причальная дирижабельная мачта, выстроенная в 15 километрах от Свердловска, в Южной долине, за селом Нижнисетским.
Я обвожу глазами стены комнаты. Недалеко от чертежа распласталась по стене огромная карта СССР, на которой проложена воздушная трас:а от Москвы до Якутска, рядом – чертежи дирижаблей различных конструкций и, наконец, многочисленные фото. Я подхожу к ним. Фотографии бережно и любовно пришпилены к стене в виде перекрещенных с^рпа и молота. На фото – сурово-казарменные улицы Берлина и классические ансамбли Ленинграда, снятые с воздуха, полярные пейзажи, „Цеппелин" в полете, он же у причальной мачты в Ленинграде, он же над полярными льдами, ледокол „Малыгин" и снизившийся на воду „Цеппелин" рядом в одной из бухт Земли Франца Иосифа. Эти фото – воспоминание о первом полярном рейсе „Цеппелина" LZ-127, в котором участвовал тов. Ассберг в качестве инженера-воздухоплавателя.
В воздухоплавании тов. Ассберг работает с 1915 года. Воздушную свою службу он начал с рядового в старой армии. Но творческая его работа началась только при советской власти. Это он собрал первые советские дирижабли – „Московский химик-резинщик" и „Комсомольскую правду". Это он обучил на „Комсомольской правде" все существующие сейчас кадры командиров-воздухоплавателей. Герой-командир Гу-дованцев так же ученик тов. Ассберга.
В 1930 году тов. Ассберг отправляется по поручению ЦК Осоавиахима в Германию, в Фридрихсгафен, для изучения дирижаблестроения, главным образом наземных сооружений.
В 1931 году участвует в арктическом полете „Цеппелина".
Перед этим полетом тов. Ассберг руководил строительством двух причальных мачт для „Цеппелина" в Москве и Ленинграде. Обе эти мачты были маленькие, всего лишь двухметровые, причал дирижабля к ним производился не с носа, а за кабинку. Эти мачты-лилипуты кажутся детскими игрушками по сравнению с тем сорокаметровым гигантом, который воздвигнут сейчас у нас на Урале. И, наконец, в 1934 году тов. Ассберг отправляется на пароходе „Сталинград" с дирижаблем „СССР В-б" для спасения челюскинцев. К^к известно, для спасения лагеря Шмидта, дирижабля уже не понадобилось.
Таков инженер Ассберг, начальник строительства первой в Союзе дирижабельной швартовой точки. Про Федора Федоровича смело можно сказать, что добрая половина его жизни „брошена в воздух".
– Я не буду останавливаться на подробностях устройства нашей причальной мачты, на способах швартования к ней дирижаблей [1], – продолжает он начатый разговор. – Эта тема потребует не мало времени! Скажу лишь одно. Причальная мачта, подобная нашей, есть наиболее простой, совершенный и дешевый способ швартования дирижаблей для временной стоянки. С нашей мачтой я берусь, при команде всего лишь в два-три десятка человек, принять и обслужить огромный воздушный корабль. В этом и заключается превосходство причальных мачт перед громоздкими и дорого стоящими эллингами. А в наших условиях, при безлюдности некоторых окраин, причальные мачты буквально незаменимы…
[1 Подробное описание мачты, ее механизмов, способа швартования дирижабля и пр., даны в очерке тов. Ассберга „Уральская быль завтрашнего дня", см, „Уральский следопыт" № 1 за текущий год.]
V
Мы спускаемся с небольшого холма, пересекаем шоссе. Теперь мы в центре Южной долины. Она похожа на огромную и неглубокую чашу. Стенки чаши – горы, обступившие долину. Сейчас мы на дне этой чаши. Здесь – центр строительства.
Огромная мачта, как сбитый с ног великан, лежит на земле. Она густо оплетена лесами и шлангами пневматики. По лесам бегают, копошатся маленькие людишки. И мне невольно вспоминается заснувший, опутанный веревками Гулливер, на груди которого копошатся дерзкие лилипуты.
Мы стоим под лапами лежащей мачты. Две мощных стальных лапы ее лежат на земле и две торчат в воздухе, высоко-высоко над нашей головой. А что же будет, когда стальной великан встанет на все четыре свои ноги и поднимет высоко над Южной долиной свою стальную голову?
– Наша мачта будет самой высокой в Европе, – говорит тов. Ассберг. – Из наиболее интересных европейских мачт назову – английская мачта в Пульгеме – 36 метров, в Италии – 35 метров, в Германии, в Штаакене – 16