В такие вечера я вспоминал, почему люблю ставить бивуак в пустыне — только я и Алза. Люди вокруг лишь напоминали: я — другой. Вайпер. Веду — но не свой.
Хотелось не снимать маску — железо как знак моей границы. Но усталость давила. Я отчитал себя — снял металл с лица. Ночью — спать. Утром — тренировать всадников кланов. Дальше — лечить трещины пустыни.
Когда тьма уже подтекала под веки, мои рёбра ударило изнутри. Я рывком сел. Магия взметнулась — хлещущая, без повода. Череп стал тесен; я вцепился пальцами в волосы — будто выдрать давление.
Я зажмурился. Стянул магию голой волей — как дикого коня, как когда-то — Алзу. Сжатым кулаком бил себя в бедро. Возвращал себя в тело, где миг назад ум грозил рассыпаться по песку.
Волна схлынула. Вернулась в обычный шёпот. Воздух в шатре успокоился. Во рту осталась тонкий привкус паники — не моей, чужой, далёкой. Я дышал ровно, бил кулаком ещё пару раз. Боль — лучшая узда для магии, когда она ломится. Хотя в последний раз меня так вырубало без причины — много лет назад.
Теперь пустынная сила ворочалась чаще. И тянула меня за собой.
Глава 10
КИРА
Я смотрела под ноги, пока двое стражников вели меня всё дальше внутрь дворца. Даже зажатая между ними, подталкиваемая вперёд по просторному каменному коридору, я ощутила странное спокойствие. Словно где-то вне меня поднялась волна и замедлила сердце и дыхание, пока в голове гремели мысли.
Если повезёт — меня «всего лишь» снова вышвырнут в изгнание. Скорее — казнят за то, что подвергла гостей королевы опасности, показав, как пустыня меня прокляла.
Королева повела нас — стражу и меня — в богато убранную гостиную и опустилась на диван, умудрившись придать простому руху безукоризненную осанку, хотя шёлк её платья падал вокруг неё в беспорядке.
— Подождите снаружи, — велела она. Стражники поклонились и вышли.
Я осталась посреди мягкого ковра, теребя пальцы и борясь с растущей растерянностью. Королева склонила голову, изучая меня.
— Из какого ты клана?
Я сглотнула.
— Ни из какого.
— Но ты из Пустыни Баллан.
Это был не вопрос, но я всё равно кивнула. Пауза вытянулась — тишина натянулась, как струна, и грозила хрястнуть у меня в голове.
— Я изгнанница, — произнесла я, голос дрожал, но не ломался.
— За что тебя изгнали?
Я нахмурилась.
— Вы видели…
— Я видела, что магия пустыни сильна в тебе, и ты не научилась держать её в узде.
Я покачала головой.
— Пустыня не благоволит мне.
Королева приподняла бровь.
— И сколько ты прожила в изгнании?
— С пятнадцати, — призналась я. У оазиса я не вела счёт времени, но знала — прошли годы.
— Похоже, пустыня должна была благоволить тебе хотя бы на столько, чтобы ты одна выжила в её нравах почти десятилетие, — заметила королева.
— Какая бы магия во мне ни текла — это проклятие, — упрямо сказала я.
— Чем?
Я переступила с ноги на ногу, понимая, что не отверчусь, и втайне моля, чтобы стража вернулась и увела меня — лишь бы не говорить.
— Сядь и расскажи, как ты стала изгнанницей, — королева указала на пуфик рядом. Тон мягкий, но в нём звенел оттенок приказа, которому не возразишь.
Я опустилась, подтянула к себе аметистовый шёлк, выигрывая секунду, чтобы вынуть из памяти то, что и так лежало прямо под тонкой плёнкой отрицания. Я растила эту плёнку годами — боялась и уставала от злости, которая вздымалась каждый раз, когда подступала к причине моего одиночества.
— Когда мне было тринадцать, когда пришла первая кровь, отец отвёл меня к конюшему — выбирать первую лошадь.
Королева кивнула — обычай кланов ей знаком.
— Её звали Фарран. Она была почти дикая, но я её полюбила. Конюший Падры сказал, что для такой девчонки, как я, она слишком тяжёлая, но Фарран ко мне потянулась, и другой я не хотела. Она была такой быстрой — мы мчались по пескам так, что я оставляла позади даже собственные мысли.
Ком в горле. Я не собиралась вдаваться в подробности, но у меня не было возможности произносить имя Фарран много лет. Перед глазами вспыхнула её тёмно-рыжая шерсть, гордая дуга шеи.
— Два года спустя я вышла на охоту — за ориксами. Мы были не одни, и нарвались на драку с каракалом и её детёнышами. Фарран ранили — перелом ноги — прежде чем я отогнала кошку. Я помогла ей доковылять до стана, к конюшему, умоляя его помочь.
Я сделала несколько рваных вдохов.
— Он сказал, что поможет. И прежде чем я успела остановить его, он вытащил клинок и вогнал его ей в череп. Сказал, что это милость, что она бы не встала. Но во мне, когда я услышала её предсмертный крик, что-то лопнуло. Будто тело стало слишком тесным, и мир пошёл ходуном. Я почти ничего не помню, но мне сказали — земля у моих ног разошлась, образовалась воронка, она поглотила конюшего и ещё несколько палаток. Когда я очнулась и увидела, что сделала, не смогла поверить.
— Лорд клана объявил мне изгнание за убийство, сказав, что держать меня в стане опасно. Я умоляла, кричала родителям — поговорить с ней*, но они смотрели на меня с тем же страхом, что и все. Утром клан уехал, оставив меня без лошади.
[*вождь клана — прим. пер.]
Мой голос иссяк. Я опустила взгляд на руки, сжимающие аметист в кулаках. Разжала пальцы с усилием — не хотела мять работу Невена.
— История о моём деде не заканчивается постройкой Келвадана, — нарушила тишину королева.
Я вскинула взгляд, поражённая. Я ждала ужаса или немедленного приказа вышвырнуть меня из города. Вместо этого она чуть склонила голову; выбившийся серебряный локон щекотнул шею.
— Обычно мы рассказываем только первую часть — всем нравится счастливый конец. Но безмерная сила Келвара не обошлась без цены. Его терзали приступы ярости и рассеянности. Всё же сто лет он и королева Аликс правили Келваданом — пустыня даровала долголетие. Но время приходит ко всем. Когда Аликс ушла, Келвар пал в припадок, из которого не вышел. Он спорил с голосами, которых никто не слышал, и бросался на близких, будто не узнавал. Вскоре он покинул город; дети пытались его удержать, но он был слишком силён. Взял коня — и ушёл в пески. Его больше не видели.
Я часто заморгала — в этой трагедии что-то дернуло струну в груди.
— Магия пустыни — тяжёлый дар. Моя семья знает это лучше многих, — сказала королева. — Если он лег и на тебя, возможно, мы сможем помочь тебе держать его.
— Зачем? Зачем помогать, если проще выставить меня? — выдохнула я. Половина меня хотела зажать рот ладонью — не спугнуть шанс остаться. Другая видела только чёрную трещину, разверзающуюся у ног, и лица родителей, искажённые ужасом. Я не прощу себе, если искалечу Келвадан — главный памятник миру и любви.
— Мой род уже однажды не сумел помочь тем, кто несёт тяжесть пустыни. Возможно, ты — шанс исправить это, — её глаза блеснули во тьме. — И если война с кланами придёт, я хочу видеть тебя на нашей стороне. Уверена, Адерин будет счастлива, если ты станешь тренироваться с всадниками Келвадана. Потерю контроля видели только я и моя стража.
Глоток стоил мне больного усилия. Резало — от того, как легко у чужих нашлось милосердие, которого не нашлось у моих. Если я смогу отплатить Королеве Келвадана, сражаясь против кланов, что мечтают видеть город в песке, — я встану в строй.
Невен хмыкнул, когда я вела Дайти по улицам, крепко удерживая его у головы, чтобы он не попробовал зубами чей-нибудь локоть.
— У тебя и правда боевой конь, — заметил он, когда я хлопнула жеребца по крупу — тот слишком пристально разглядывал женщину с корзиной фруктов.
— Я не знала, что он так не любит чужих, — честно призналась я. — Раньше он ни с кем, кроме меня, не бывал.
После разговора с королевой я призналась Адерин и Невену и в изгнании — заранее готовясь к гневу за ложь при их щедрости.
— Я знала, — только и сказала Адерин, твёрдо хлопнув меня по плечу.
Невен подхватил мой погрустневший взгляд: