— Спасибо, родные, что не доложили мне в базовой комплектации железа, а то бы вымахала я как каланча, век бы тут пробиралась!
— Долго ещё? — и суровый взгляд на Вельку. Тот остановился, осмотрелся и задрожал, широко распахивая глаза:
— Я кажется… Хм… Мне кажется… Ой… Кажется… Мы… Заблудились…
— Что-о-о? — не выдержав, рявкнула я, и что-то вдруг случилось: стена рухнула, и весь сдерживаемый в последнее время водопад эмоций полился на Велигония. — Значит, пакостить ты умеешь, а разгребать всё то, что натворил, не научился! Хорошо устроился — никакой тебе ответственности!
Находясь в прямой зависимости от накала эмоций, мой голос также набирал обороты, выбрасывая в пространство всё то, что не могло найти выхода.
— Где она? Где? Немедленно найди её! — я уже кричала, не выбирая выражений и не задумываясь о том, как выгляжу со стороны. Поток эмоций уже невозможно было остановить. Как горная река, подпитанная весенним таяньем снегов, не видит берегов и преград, так и вырвавшиеся из заточения эмоции сметали всё на своём пути.
Мгновенно поднялся сильный ветер, принявшийся с треском раскидывать в стороны ветки. Мамочка моя, это уже не те слабенькие ветряные воронки, что я поднимала в учебной комнате! А управлять этим я по-прежнему не умею.
Но сработало, каким-то образом это сработало. Шквал эмоций, вырвавшийся из моей груди буйным ветром, проложил в кустарнике, разметав его по сторонам, ровненькую дорожку, которая привела нас к маленькому тщедушному созданию, неподвижно лежащему у корней старого сухого дерева.
Маленькое тельце, сжавшееся в комок, было крепко привязано к толстому корню одним краем широкой синей ленты. Другой её конец туго обвивал мордочку и опутывал лапки. Девочка — я же помню, что Велька говорил «она» — маленькая, похожая на белку и на оленёнка одновременно!
Кинулась ей на помощь, зло зыркнув на Вельку и бросив ему жестокие слова:
— Если уже поздно, я тебя возненавижу!
Краем глаза уловила, как мелкий пакостник сгорбился и даже сделался меньше в размерах. Возможно, мне просто показалось, но сейчас не до него.
Малышка была ещё жива, но без сознания и слишком истощена. Освободить её от ленты не составило для меня большого труда. А дальше… Дальше я впала в ступор. Что я могу сделать? Как мне ей помочь? Как спасают магических существ? Я же этого не знаю!
Моё сердце, совершив прыжок с переворотом, забилось где-то в горле, пытаясь выскочить наружу. И стало больно в груди, очень больно! Я сидела посреди зарослей старого парка на пыльной земле чужого мира и с трепетом прижимала к себе крохотное существо, которое, сама того не ведая, призвала в этот мир и оставила на произвол судьбы. Она в эти минуты так напоминала мне меня — потерянную, брошенную, одинокую, заблудившуюся в незнакомом мире, оторванную от своей привычной среды. Я не выдержала и разрыдалась: боль затопила всю меня и полилась через край горючими слезами.
Глава 25
Все хотят любви, только добиваются этого по-разному
Не знаю, сколько я проплакала, время застыло, перестало для меня существовать, да и весь окружающий мир тоже. Были только мы с малышкой. Про Велика думать не хотелось. Если честно, думать не хотелось вообще. Слёзы всё текли и текли без остановки, и я не знала, что с этим делать. Никогда в жизни столько не плакала: как будто вся боль мира вознамерилась вылиться моими слезами здесь и сейчас.
Наверное, я всё же долго просидела на одном месте: ноги затекли и совсем не ощущались, руки тоже налились свинцовой тяжестью. Хрупкое тельце малышки казалось всё тяжелее и тяжелее с каждой минутой. За пеленой слёз мне почти не было её видно, а когда их поток схлынул, от удивления я едва не вскрикнула — малышка и правда увеличилась в размерах. Как будто впитала все те слёзы, что я выплакала.
Стоп! А почему нет-то? Раз Велик питается положительными эмоциями, почему она не может поглощать негативные? В поисках подтверждения собственной догадки, я подняла голову и. отыскав глазами маленького интригана, вопрошающе посмотрела на него. Велька, поникнув плечами и сгорбившись, стоял совсем рядом. Вопрос он понял без слов и утвердительно кивнул головой.
— Ах, вот оно что, — задумчиво протянула я и озадаченно уставилась на Велика.
— Почему ты поступил с ней так жестоко? Потому что она не такая, как ты?
Велька вздрогнул и отрицательно замотал головой:
— Не потому. Я думал… Я не знал… Я хотел, — начал заикаться Велигоний. Я не сводила с него сурового взгляда. Одна минута, две, три… Наконец, не выдержала и задала вопрос «в лоб»:
— По своей неопытности я призвала монстра? Скажи честно, ты чудовище? Любишь издеваться над беззащитными, да?
Чем больше я говорила, тем сильнее расширялись Велькины глаза, он с ужасом смотрел на меня и отчаянно тряс головой:
— Не-е-ет! Я не такой! Я не думал, что она… Что ей будет так плохо. Просто хотел, чтобы я был у тебя один. Хотел, чтобы меня любили…
Велька задрожал, прижал лапки к груди, и из глаз его покатились крупные слёзы. От этого зрелища в груди у меня застыл комок: ни вдохнуть, ни выдохнуть. Плакать захотелось ещё сильнее, и слёзы из моих глаз покатились ещё обильнее, хотя теперь совсем не понимала, кого мне жальче — малышку, Вельку или себя.
Думала, что хуже уже быть не может, но ошиблась, причём очень сильно. Увидев мою реакцию, Велька бухнулся на колени рядом со мной, и. захлёбываясь слезами, заикаясь, начал умолять:
— П-п-прости, п-п-прости м-м-меня, п-п-пожалуйста! Я т-т-так б-больше ник-к-когда не б-буду! Ч-честно-ч-честно!
Его слёзы смешивались с моими, обильно капая на малышку, и она вдруг встрепенулась и открыла глазки. Повела ими вокруг, пытаясь сконцентрировать взгляд, и робко, застенчиво улыбнулась, когда он остановился на нашей дружно рыдающей парочке. Потом зевнула и, немного поёрзав в моих руках, устроилась удобнее, снова закрыла глаза и засопела.
Мои слёзы высохли сразу. Я ошарашенно уставилась на неё, а потом перевела озадаченный взгляд на Вельку:
— Она что, спит?
—