— Велигоний, соберись, это просто поговорка. А вот если мы останемся тут, она вполне может стать реальностью, потому что неволя и однообразие на меня действуют самым разрушающим образом.
— Чего? — не понял моей тирады Велик.
— Говорю, что эмоций тут я тебе генерировать не смогу, не от чего. Зачахнем: я — от тоски, а ты — от голода. Теперь понятно?
Велька с укоризной взглянул мне в лицо, поёжился, вздохнул и повёл меня к выходу. А я снова, как и по пути сюда, удивилась, что не заметила чёткой границы перехода. Только что были на изнанке, а через мгновение оказались в реальном мире. Видимо, именно фамильяры видят эту тонкую грань и обладают способностью открывать двери в другую реальность.
Сколько бы я ни топталась на том месте, где мы вышли в реал, пытаясь обнаружить проход, впускать меня обратно изнанка не пожелала. Впрочем, долго топтаться не получилось.
— Живая! — под этот громкий возглас загребущие руки схватили меня в охапку и притиснули к мощной груди.
— А Вы на что-то другое надеялись? — от неожиданности переходя на «вы», проворчала я куда-то в область подмышки светлейшего.
Руки тут же разжались, оторвав меня от грудной мышцы, исследовать твёрдость которой мне уже захотелось не только щекой, но и пальчиками. Хозяин загребущих рук и мощного торса вздохнул и посмотрел на меня укоризненным взглядом:
— Давно ни с кем не ругалась?
— Не очень, всего минут десять, не больше, — честно призналась я.
Обладатель точёного профиля и взгляда цвета расплавленного серебра запрокинул голову и громко, от души рассмеялся, а потом вопрошающим взглядом уставился мне в глаза. Не знаю, что он там надеялся рассмотреть, а вот в его взгляде читалось многое: и тревога, и надежда, и скрытая боль, и что-то ещё, что я не могла или боялась распознать и определить, потому что даже думать в этом направлении вдруг стало страшно. Сердце ухнуло, как в бездну, и пропустило несколько жизненно важных ударов, а потом вдруг воспарило и запело, возомнив себя птицей.
Ситуацию то ли спас, то ли испортил неутомимый Велька, вынырнувший откуда-то из складок моего платья и довольно заурчавший:
— М-м-м, Дашка, ты меня почаще такими эмоциями корми. Я от них быстро в силу войду.
Я покраснела и потупила взгляд. И чего это я тут распелась и воспарила — непонятно! Этот высокомерный только и ждёт подходящего случая, чтобы избавится от такой неподходящей для него жены, как я. И так неловко, стыдно и больно будет, когда он пожелает разорвать наш союз, что уж лучше это сделаю я сама.
Горло сдавил спазм, но я набрала побольше воздуха в лёгкие и выпалила, пока не передумала:
— Не волнуйтесь, я готова добровольно избавить Вас от своего присутствия, вот только разберёмся с тем, что у вас тут на Кейтаре творится. Предлагаю сделку: я выдаю Вам всю имеющуюся у меня информацию, по возможности помогаю, а Вы отправляете меня на Землю. И всем хорошо: Вы избавляетесь от тайных врагов и получаете столь желанную свободу, а я получаю её же и возвращаюсь домой. Как Вы на это смотрите?
Не знаю, как Трей смотрел на предложенную мною сделку, но на меня он глянул так, что захотелось сразу же провалиться сквозь землю. Однако я сдержалась, не выдала никакой реакции, лишь только повыше вздёрнула подбородок и подтвердила:
— Да-да! Кейтар в опасности, и нам есть о чём поговорить.
И опять ситуацию разрядил Велька, перетянув всё внимание на себя:
— Фу! Снова голодом заморить меня решила! Просил ведь нормальной пищи — нет, она опять за своё!
Тут Трей, наконец-то, оторвал от меня свой тяжёлый взгляд, под которым даже дышалось с трудом, и сердито рявкнул на моего фамильяра:
— Так вот ты где, мелкий негодник! Где ты его откопала и как заставила служить тебе? Это ведь он меня сюда заманил.
От возмущения Велька чуть не поперхнулся собственными гневными словами, которые собирался бросить в лицо обидчику. В итоге фамильяр закашлялся, покраснев так, что от его пылающего лица смело могла воспламениться парочка сухих веток. Я мысленно возблагодарила небеса, что мы в купальнях и поблизости нет никаких деревьев.
— Вель, — поспешила я успокоить фамильяра, — он всё равно тебя не понимает, оставь свою гневную тираду при себе, не порти нервы, они не восстанавливаются. Да и светлость учить — всё равно что мёртвого лечить!
Теперь настал черёд светлости темнеть лицом и гневаться, направляя в мою сторону громы и молнии. Правда, метал он их недолго, до него быстро дошла вся абсурдность момента: я разговариваю с непонятным существом, языка которого он не понимает.
Трей ан Алой пару минут задумчиво смотрел на меня, как будто что-то прикидывал и сопоставлял в своей голове, а потом тоном, не терпящим возражений, пронизанным ледяными интонациями, способными заморозить половину Тихого океана, произнёс:
— Рассказывай! Всё как есть — с начала до конца, и без утайки.
Я вздохнула, невозмутимо пожала плечами и начала свой рассказ с того самого момента, когда мы с Люськой отправились к Алевтине гадать. А что, хотел всё как есть — пусть слушает!
Глава 50
В его глазах я все же интриганка
Я рассказывала, а светлейший с каждой минутой всё больше мрачнел. Так это он ещё не в курсе, что все главные тайны впереди! Ох, посмотрю я, как он отреагирует на рассказ об императрице и Рассене Справедливом, если мои безобидные земные приключения уже настолько взвинтили его нервную систему!
Может, он проникся пониманием того, каким бесчестным способом порою заманивают женщин на Кейтар, и теперь мучается угрызениями совести? Ладно, не мне его воспитывать, вот пусть с ним его совесть и разбирается. А я просто факты констатирую.
Когда моё повествование дошло до Кейтара, вернее, до Пристанища Мириты, глаза Трея ан Алоя округлились и сделались удивительно похожими на Велькины. Надо уточнить, нет ли у них общих корней. Уж больно похожи, когда гневаются.
К моменту, когда я делилась воспоминаниями о моей дружбе с Анией и о распорядке дня, которому моя жизнь подчинялась в Пристанище, к нездоровой реакции глаз светлейшего присоединилось неадекватное подёргивание его бровей. Презрев законы физики и биологии, они иногда взлетали чуть ли не до корней волос. И тут я не выдержала:
— Что-то не так? Я волнуюсь, лучше спрашивай сразу.
— Чья