Она ошибалась раньше. Ее жизнь вовсе не складывалась из моментов, ведущих к Арке Доблестей. Каждое мгновение вело ее в это самое место, к этой самой минуте. Это стоило и разбитого сердца, и искренней и фальшивой любви, но все пережитое позволило ей понять, что именно эта любовь – настоящая.
Раздался звон разбивающегося стекла. Джекс уронил банку, и, как только он это сделал, поцелуй приобрел новые краски. Он был сродни столкновению звезд и разрушению миров. Все закружилось и завертелось. Джекс жадно поцеловал ее. Эванджелина крепче обняла его, оставляя следы на шее, а затем зарылась пальцами в мягкие волосы.
Эванджелина не хотела отстраняться. Но внезапно у нее закружилась голова. Глаза ее были закрыты, но она видела звезды перед собой.
– Лисичка… – испуганно позвал Джекс, прерывая поцелуй.
– Я в порядке, – сказала она. Или только попыталась сказать. Ни единого звука не вырвалось из ее приоткрытых губ. Голова кружилась слишком быстро. Звезды тоже вертелись, образуя маленькие созвездия перед глазами.
Ноги ее подкосились.
– Нет! – крикнул Джекс.
Эванджелина почувствовала, как он подхватил ее на руки, не давая упасть. Она попыталась встать, попыталась пошевелиться, но голова не переставала кружиться.
– Нет! – закричал Джекс. – Только не это!
Он рухнул на землю, укачивая Эванджелину в своих объятиях. Она чувствовала, как вздрагивает его грудь снова и снова.
– Джекс, – мысленно позвала она. Эванджелина все еще не могла говорить, но уже открыла глаза. Звезды исчезли, и теперь мир неспешно обретал четкость. Сначала она увидела небо всех оттенков синего и фиолетового. Затем взгляд ее остановился на мерцающем золотом дереве.
И наконец Эванджелина посмотрела на Джекса.
Он выглядел словно ангел в агонии. Его прекрасное лицо побледнело, а по щекам стекали капельки крови.
– Не плачь, любовь моя. – Она осторожно вытерла его слезы. – Я в порядке.
Эванджелина растянула губы в неуверенной улыбке.
Его голубые, как ясное небо после грозы, глаза широко распахнулись.
– Но как… – Он замолчал.
Ей нравилось видеть его изумление. Тонкие губы Джекса слегка приоткрылись, словно он разучился разговаривать.
– Я ведь говорила. Ты – любовь всей моей жизни. Ты мой, Джекс из Лощины. И ты не станешь причиной моей смерти.
– Но ты же умирала.
– Нет, – ответила Эванджелина, немного смутившись. – Я просто забыла, как дышать.
42
Когда-то давно не существовало ничего, кроме поцелуев, и все было прекрасно. А потом поцелуев стало еще больше.
43. Эванджелина
Разбитое сердце, боль, страх и ужас стоили того, чтобы увидеть, как Джекс смотрит на нее после их первого поцелуя.
Она думала, что знает все его взгляды: насмешливый, дразнящий, яростный и испуганный. Но Эванджелина никогда раньше не видела столько удивления в его голубых глазах. Они сверкали, как листья дерева-феникса, шелест которых напоминал медленный вдох.
Эванджелина не заметила, в какой момент они придвинулись ближе к дереву, но теперь Джекс прижимался спиной к стволу, а она сидела у него на коленях. На небе сгущались сумерки, но блики золотистых листьев не позволяли тьме вступить в свои права. Эванджелина не помнила, чтобы раньше они светились, но сейчас благодаря их свечению она отчетливо видела, как прядь золотистых волос упала на лоб Джекса, а его губы скривились в пугающей усмешке. Он крепче прижал ее к себе, продолжая баюкать в своих объятиях.
– Ты выглядишь так, будто обдумываешь нечто такое, что мне не понравится, – сказала Эванджелина.
Джекс лениво провел пальцами по ее щеке.
– Я люблю тебя, – просто сказал он, а затем его лицо стало серьезным. – И глаз с тебя никогда не спущу.
– Звучит угрожающе.
Джекс продолжал торжествующе смотреть на нее.
– Это не что-то временное, Лисичка. Это навсегда.
– Мне нравится «навсегда». – Эванджелина улыбнулась, наслаждаясь прикосновениями его пальцев, а потом протянула руку и погладила его по щеке. Джекс теперь тоже улыбался.
И он любил ее.
Он любил ее.
Он любил ее.
Он любил ее.
Любил так сильно, что переписал собственную историю. Отказался от единственного, как он считал, шанса на любовь. И вот теперь разрушил наконец чары, от которых никогда не думал избавиться.
Эванджелине хотелось кружиться по поляне и петь так громко, чтобы услышал весь мир, но она не готова была покинуть объятия Джекса. Не сейчас. А может быть, и никогда.
Она ласково провела пальцами по ямочке на щеке Джекса.
– Знаешь, – призналась она, – мне всегда нравились твои ямочки.
– Знаю, – усмехнулся он. – Ты не очень-то скрывала свою любовь с первого взгляда.
– Это не любовь с первого взгляда, – фыркнула Эванджелина. – Я просто сказала, что твои ямочки очаровали меня. – Она убрала руку. – Ты мне даже не нравился. Я считала тебя ужасным.
– И все же, – он схватил ее за руку и обвил вокруг своей шеи, – ты продолжала любоваться мной.
– Ну… – Эванджелина обхватила его за шею второй рукой и снова запустила пальцы в волосы. Ей очень нравилось перебирать его шелковистые пряди. – Может, ты мне и не нравился, но я не могу не признать, что ты всегда был поразительно красив.
Она нежно потянула его к себе, пока Джекс не опустил голову и не прильнул губами к ее губам.
На мгновение все снова стало идеально.
Джекс вернул себе сердце. Эванджелина вернула себе Джекса. Они любили друг друга. Это было все, чего она когда-либо желала. Ее желанное «долго и счастливо».
Но проблема с «долго и счастливо» заключалась в том, что это скорее мечта, чем реальность. Мечта, которая остается с тобой даже после того, как рассказчик закончит сказку. Но настоящие истории никогда не кончаются. И казалось, история Эванджелины и Джекса тоже еще не закончилась.
Зеленые и золотые листья на дереве-фениксе вновь тревожно зашелестели. Они трепетали на ветвях так неистово, гораздо громче, чем в тот момент, когда Эванджелина впервые ступила на поляну. Все дерево словно дрожало. Тряслось. Боялось.
Затем раздались аплодисменты.
Три громких хлопка, за которыми последовал мрачный голос:
– Какое захватывающее представление!
Эванджелина отпрянула от губ Джекса и увидела Аполлона. Он стоял неподалеку от них, широко расставив ноги и высоко подняв голову.
Закончив хлопать, Аполлон широко усмехнулся.
– Вы двое знаете, как произвести фурор. Так романтично и саморазрушительно. Не хватает только грандиозного финала. – Его улыбка стала еще шире. Она оказалась настолько ужасной, что Эванджелина подумала, что отныне улыбки всех принцев будут вызывать у нее безотчетный страх. – Но, думаю, я смогу помочь с этим.
Он протянул руку к дереву-фениксу и сорвал