— «До этого жили, — подумал я с горечью. — И чуть не подохли от голода прошлой зимой, судя по воспоминаниям Митьки. После нападение татар, когда они увели наш скот и холопов, мы так и не восстановили материальное положение. И Григорий никак этому не способствовал.»
Я сделал глубокий вдох, пытаясь успокоиться.
— Отец, может… может, стоит отложить покупку брони? Потратить деньги на запасы? На кур, на зерно, на…
— НЕТ! — рявкнул Григорий, оборачиваясь ко мне. — Сколько раз повторять⁈ Броня, это твоя жизнь! Без брони ты в первом же бою погибнешь! — Я промолчал, и отец продолжил. — Я ухожу к Глафире. Помогу ей собраться. Завтра переедет. — он ушел, хлопнув дверью.
Я остался один в избе, сжимая кулаки так сильно, что костяшки побелели.
* * *
Я вышел на улицу и направился к кузне.
— А, Митька. Рано сегодня. Что случилось?
— Дядька Артем, — начал я. — Слышал, что ты с боярином в Нижний едешь?
Кузнец отложил молот, вытер руки о фартук.
— Да. Послезавтра выезжаем. Нужно кое-что закупить. Железо, уголь, инструмент, да и так по мелочи. — Он прищурился. — А что?
Я достал из-за пазухи кожаный мешочек. Развязал его. Внутри лежали серебряные копейки, которые я успел заработать за копченую рыбу. И было там всего 2 копейки. Смешно ли, но за рыбу деньгами со мной могла расплатиться только боярыня.
— Закупиться мне надо. Поможешь?
Артем посмотрел на меня долгим взглядом.
— Что купить-то?
— На пол копейки, пуд соли. На остальные полторы копейки крупу — пшено, овёс, гречку.
По-хорошему ещё надо было купить горшок большой для варки. Ткань плотную, одежду зимнюю пошить. И крайне хорошо было бы, купить верёвку. Крепкую, но тонкую. Поэтому я собирался перейти ко второй просьбе, но не сразу. А если откажет, то буду стараться выменять это в селении, за копченую рыбу.
Тем временем кузнец хмыкнул.
— Запасаешься на зиму?
— Да. К нам Глафира с детьми переезжает. Отец с боярином уедет, а я один останусь. Нужно их кормить.
Артем покачал головой, но ничего в слух поэтому поводу не сказал.
— Понял. Ладно, куплю. Только денег этих может не хватить. Соль нынче дорогая.
Я задумался.
— А если… а если я ещё рыбы дам? Копченой. Продашь там, на рынке?
Глаза кузнеца загорелись.
— Рыбу? Копченую? — Он почесал бороду. — Это дело. Такую рыбу, как ты делаешь, на рынке за милую душу возьмут.
— Дядька Артем, мне просить больше некого. Понимаю, что хлопот добавляю. Но…
— Ладно, Мить, не чужие люди. Неси свою рыбу сюда. Лучше скажи, что ещё купить надо или деньгами лучше привезти? — И, усмехнувшись, добавил: — Правда, ими зимой сыт не будешь…
Следующие три дня я провел на реке.
Вставал до рассвета, брал удочки, копье, корзину и шёл к своему заветному месту, там, где река делала изгиб. Перенёс туда всё необходимое для копчения, натаскал дров, в лесу набирал трав и листьев с кустов смородины. Ещё раз ходил к боярыне просить соль. И хоть она была готова поделиться просто так, я пообещал вернуть, когда с Нижнего возвратится отец.
Закидывал сразу по пять удочек. Клёв шёл лучше всего утром и вечером. Хотя в этом нет ничего удивительного. Ведь именно тогда рыба особенно активна.
Там же чистил, потрошил, мариновал в соли с травами. Потом коптил. И так с утра до вечера.
* * *
Утром, как и говорил Григорий к нам переезжала Глафира с детьми.
Григорий нес небольшой скарб, что уместился всего в нескольких тюках. Глафира вела за руку Севу, семилетнего мальчишку с всклокоченными волосами, а на руках несла Иву, трёхлетнюю девчушку с большими испуганными глазами. Григорий довёл их до порога, потом что-то пробурчал, что ему к барину надо, и ушёл.
— Здравствуй, Митька, — тихо сказала Глафира, останавливаясь у крыльца.
— Здравствуй, Глафира.
Она огляделась. Взгляд скользнул по избе, по двору, по куче рыбы, разложенной на траве, что я готовил для продажи в Нижнем Новгороде.
— Я могу зайти, ты не против? — спросила она неуверенно.
Рядом стоял Григорий. И мне показался этот вопрос странным. Я сделал шаг назад, пропуская её.
— Да, — сказал я равнодушным голосом. — Заходи.
На пороге дома Глафира огляделась. Сева держался за подол её платья, с любопытством разглядывая печь. Ива зарылась лицом в плечо матери.
— Тут… тут так чисто, — удивилась Глафира. — И печь…
— Недавно переделали, — пояснил я. — Боярин прислал мастеров.
Она кивнула, всё ещё не решаясь сесть. Я посмотрел на неё. Худая, бледная, с тёмными кругами под глазами. Платье залатанное, местами порванное. Дети такие же, тощие, в старой одежде.
— Не волнуйся, — сказал я. — Места хватит. Вот здесь, — я показал на угол у печи, — можешь постелить детям. Тепло будет. Там, указал я в другой угол. — отец спит. Солома вся свежая и гнуса в ней нет.
Глафира с благодарностью кивнула. И в тот же день начала обустраиваться.
Она расстелила в углу у печи старое тряпьё, уложила детей. Сева заснул сразу, сопя носом. Ива ворочалась, хныкала, но потом тоже затихла. Глафира села на лавку, сложила руки на коленях. Смотрела на огонь в печи молча. Григорий тоже спал. Его храп было слышно по всей избе.
Я сидел на своём месте, у стены, и чинил леску. Одна из удочек порвалась сегодня, зацепившись за корягу. Пришлось нырять и искать и леску, и крючок. Ни того, ни другого я терять не хотел.
— Митька, — тихо позвала Глафира.
Я поднял глаза.
— Да?
Она помолчала, подбирая слова.
— Григорий… он говорил тебе?
— О чём? — насторожился я.
— О нас. О том, что мы… — она запнулась, покраснела. — Что мы вместе.
Я кивнул. Ещё бы, отец ведь думал о ней больше, чем обо мне. И конину, что раздавали с павших коней татар, он почти всю ей отдал. Мягко говоря, было обидно.
— Догадывался. — сказал я.
Глафира опустила глаза.
— Я не хотела… не хотела, чтобы ты подумал… что я…
— Всё нормально, — оборвал я её. — Мне всё равно. Главное, чтобы отец был счастлив.
Она удивленно подняла глаза.
— Правда?
— Правда. — выдал я, как мне казалось на тот момент, самый правильный ответ. На самом деле я так не думал. Григория я не считал отцом. Во всём, что касалось военного ремесла, он был одним из лучших. Но как хозяйственник, он был просто никудышный. Тем не менее, я понимал, что без него мне будет гораздо сложнее. Я пока из себя в глазах местных мало что представлял.
Жизнь в эти времена непростая. И люди жили, опираясь на родственные отношения. Вот