— Вы так бледны! — воскликнул Эрнест, увидев Мэри. — Мне жаль, что не всё у вас гладко, но я просто не мог больше ждать, когда смогу снова побывать у вас.
— Это очень мило с вашей стороны, — ответила она. — Сейчас я позвоню, чтобы нам принесли чаю.
— Я купил для вас книгу, которая только что вышла. — Он протянул ей коричневый бумажный сверток. — Я почти не сомневаюсь, что вам понравится.
Мэри развязала веревку, развернула бумагу и прочитала заглавие:
— «Великий Гэтсби». Звучит необычно. Я еще ничего не читала у мистера Фицджеральда, хотя, конечно же, слышала о нем.
— Отзывы о книге совершенно разные, но лично я считаю ее литературной жемчужиной, и мне хотелось бы узнать и ваше впечатление. Обычно мы с вами сходимся во мнениях.
Эрнест подвинул стул ближе к Мэри, и некоторое время они проговорили о книгах. Затем она справилась о Доротее идевочках, а после беседа прервалась. Эрнест внимательно изучал лицо Мэри, стараясь понять ее настроение, и Мэри пришлось прервать молчание.
— Я полагаю, вам интересно узнать о характере моей болезни, но вежливость не позволяет вам спросить об этом прямо. Что ж, я откроюсь вам и расскажу все как есть, но умоляю вас сохранить это в тайне.
— Разумеется. — Эрнест поерзал на стуле.
В мае я потеряла ребенка. Вот уже в третий раз я забеременела, но в скором времени лишилась малыша, и сейчас я скорблю о ребенке, которого мне, похоже, никогда не суждено иметь. Вот почему я не появляюсь в обществе. Это то, с чем я рано или поздно должна буду примириться.
Эрнест выглядел до такой степени опечаленным, что это тронуло Мэри.
— Мне очень жаль слышать это, — сказал он. — Вы были бы изумительной матерью. Может быть, вы все-таки ею станете. Ведь вы еще достаточно молоды.
Вы очень добры, но в следующем году мне будет уже тридцать, и я подозреваю, что мой поезд ушел. Не всем суждено испытать такое счастье, как вам с Доротеей. Я найду что-нибудь другое, чему можно посвятить жизнь. — Мэри стало легче после того, как она произнесла эти слова. Впервые она почувствовала, что жизнь может иметь смысл и без детей.
— Может быть, вы станете писательницей, — предположил Эрнест, — или поэтессой.
Эти слова пробудили в ней какое-то новое ощущение, и Мэри рассмеялась:
— О боже, в этом я сомневаюсь. Как бы то ни было, спасибо вам за то, что не говорите мне о том, что это Божья воля, как постоянно твердит моя мать. Богом меня не убедить, если уж на то пошло.
Эрнест посмотрел на потолок, а потом снова на Мэри.
— Нет. Молния с небес вас не поразила. Это радует.
Они проговорили больше часа, и у Мэри появилось удивительное ощущение, что она вышла из своего кокона и обнаружила, что тяжелое бремя горя, которое давило на плечи все лето, стало легче. Она увидела в себе женщину, которой снова интересна жизнь, — и что-то изменилось. По крайней мере, ей снова захотелось вернуться в мир, где первые падающие на землю листья знаменуют собой наступление осени.
* * *
От Уоллис почти не было известий, пока она была на Дальнем Востоке, но в декабре 1925 года пришло письмо из места, находящегося неподалеку.
«Я вернулась, — писала она, — и живу в городе Уоррентон, штат Виргиния. Мне сказали, что этот способ получить развод потребует меньше всего затрат. Я должна прожить здесь год, и это будет стоить триста долларов, но игра явно стоит свеч!
Здесь, в Уоррентоне, есть два-три человека, с которыми можно общаться, но, боюсь, я скоро устану от них, и надеюсь, что вы с Жаки не будете возражать, если я появлюсь у вас на пороге, брошу свой багаж и стану умолять вас вернуть мне бодрость духа».
Мэри улыбнулась: может быть, небольшая доза «уодлис ификации» — это как раз то, что доктор прописал.
Глава 16
Брайтон. 7 сентября 1997 года
Алекс вернулся в Брайтон вечером после похорон, и следующее утро они с Рэйчел провели в постели, изучая воскресные газеты. Рэйчел очень соскучилась по любимому за неделю. Для нее это время оказалось очень нервным, и ей хотелось обсудить все произошедшее с Алексом.
— Как магазин? — спросил он, целуя Рэйчел в плечо. — Возвращаешься в русло?
— Вчера открылась, но заработала всего пару сотен фунтов стерлингов, потому что ассортимент еще невелик. — Ее так и подмывало рассказать любимому о страхе, сдавливавшем грудь тугим кольцом, и паническом ужасе, что она потеряет всё, над чем так долго работала, но гордость оказалась сильнее.
— Я могу тебе чем-нибудь помочь? Может, попросить друзей, чтобы они прошерстили гардеробы своих бабушек?
Алекс старался помочь, но Рэйчел не хотелось, чтобы все их друзья узнали о ее трудностях.
— Спасибо, но все это кончится только горой разного хлама, который мне еще придется разбирать.
— Ладно, но помни о моем предложении, — сказал он и открыл газету «Санди таймс», где целый разворот был посвящен Диане, — и просто скажи, если тебе потребуются деньги, чтобы пережить трудное время.
Рэйчел протянула руку за газетой «Обсервер».
Во всех СМИ было бесконечное количество фотографий похоронной процессии, высокопоставленных гостей и катафалка, который вез гроб с телом Дианы. Там же ехали остальные близкие родственники принцессы, и водитель смахивал щетками с ветрового стекла цветы, которые бросали люди. На большинстве разворотов было запечатлено место аварии, и Рэйчел стала читать заметки из любопытства, чтобы узнать точку зрения разных журналистов.
— Как ты думаешь, это правда, что Диана и Доди были помолвлены? — спросила она Алекса. — Здесь пишут, что он якобы попросил ее выйти за него замуж в ночь, когда они погибли, — в то же время, когда и ты сделал мне предложение. Совпадение, да?
— Это, конечно, несколько странно, особенно если учесть, что они были вместе всего шесть недель или около того.
Рэйчел продолжила читать.
— Доди не планировал так сильно загодя, как ты. Тут сказано, что он только в шесть вечера выбирал кольцо в ювелирном магазине возле отеля «Ритц». Ты гораздо организованнее.
— Я не мог иначе. — Алекс поцеловал ее. — Зна — ешь ли ты, сколько времени я провел в поисках кольца, которое тебе подошло бы? Месяцы мучений…
— Ведь я бы не вышла за тебя замуж, если бы ты выбрал не то кольцо. Дурачок. — Она любя ущипнула его за щетинистый подбородок. — В газетах пишут, что кольца у Дианы не было, когда она погибла. Может быть, он собирался сделать