«Мы отстояли право помогать тебе, поверь, это было не просто. Как только возникнут вопросы — пиши и звони. И не вздумай стесняться или снова истязать себя! Скорее поправляйся!»
Она и сама не могла объяснить причину своего разочарования. Вроде бы и слова поддержки и внимание со стороны мальчишек, даже смелость вновь противостоять Кирэю, а всё равно что-то не то. Вздохнув, Вирджин открыла послание от Тодо и озадаченно проглядела длинный список с файлами.
— Три недели, — повторила она себе: — Меня не было целых три недели! — но глядя на бесконечные задания, казалось, что Вирджин пропустила пару-тройку лет. И самое ужасное случилось, когда она попыталась открыть первое. После короткой загрузки на интерактивный экран выплыло сообщение:
«В данное время опция недоступна. Доступ будет восстановлен в 8:00».
Пока Вирджин недоуменно пялилась на надпись, пытаясь осознать, что всё это значит, экран погас.
— Отлично! — недовольно хмыкнула Вирджин, ощущая злость и негодование, осознав, что ей просто вырубили связь. Нет, ну надо же до такого додуматься только! Вернуть ей айпи, выдать кучу заданий и при этом так жестоко ограничить! Когда, по мнению самовлюблённого Кирэя-сама, она должна столько выучить? Но, как оказалось на следующий день, то было вершина айсберга. Заданий действительно оказалось невероятно много, вот только прежде чем к ним приступить сначала приходилось смотреть видеоурок. Первые, как выяснилось, сделали сами учителя, отчего Вирджин стало стыдно. Ведь на запись пришлось тратить их свободное время, и всё ради кого?! Она представляла себе негодование многих, но каждый отработал так хорошо, что догадаться об отношении к ней по голограмме было просто невозможно. Где-то, начиная со второй недели, записи уже делали мальчишки. Видимо, именно тогда и состоялся важный разговор. Скорее всего, они добрались до омэйю в выходной, и вытребовали себе эту «привилегию». Однако связаться с ними оказалось очень даже не просто. Айпи жил по строго установленным правилам. Он включался ровно в восемь и затем работал всего три часа, после чего благополучно вырубался на время всех медицинских процедур, обеда и обязательного дневного сна. Вновь айпи оживал лишь после полудня, и снова его время было весьма ограничено всё теми же тремя часами. Потом следовал новый перерыв, и лишь уже вечером оставался ровно час, чтобы попытаться что-то сделать или пообщаться с кем-то из мальчишек.
Поначалу, когда Вирджин ещё сильно уставала, часто испытывала головную боль и слабость, подобный график казался вполне разумным, но с каждой последующей неделей, он всё больше раздражал и даже злил. За такое короткое время решительно невозможно было догнать одноклассников, и это при том, что она оказалась лишена главного — занятий на флейте. Все практические занятия откладывались до выписки. Осознав весь ужас ситуации, Вирджин какое-то время ещё жила надеждой, что неукоснительное выполнение всех медицинских предписаний позволит ей вернуться домой поскорее. Именно поэтому она через силу запихивала в себя больничную еду, отчаянно считала овец, пытаясь уснуть днём и поздним вечером, послушно просиживала положенные на прогулку полчаса на балконе. Вот только всё оказалось тщетно. Вирджин сама чувствовала, что крепнет день ото дня, но ничего не менялось.
— Когда меня уже выпишут? — каждое утро она встречала доктора и медсестру именно этим вопросом, и изо дня в день слышала лишь один расплывчатый ответ:
— Уже скоро.
А тем временем за окном шторма окончательно сменились метелями, а терпение Вирджин стремительно улетучивалось. Ей было жалко бесцельного потраченного времени, потому она всё-таки исхитрилась выпросить у медсестры карандаш, и приноровилась записывать часть заданий на салфетках. Теперь, прячась под одеялом во время дневного сна, Вирджин решала задачи по гармонии, выполняла упражнения по сольфеджио или же заучивала самые важные темы наизусть. Во время своей обязательной прогулки, она тихонько напевала и продумывала мелодии для композиции, и лишь вечером приходилось маяться от скуки. В темноте было просто невозможно что-либо писать или читать, хотя Вирджин всё-таки пыталась как-то заставить свой мозг повторять уже пройденное, прокручивая в голове важные даты и факты. Но это служило, скорее, утешением и хоть каким-то вечерним развлечением.
Чуть оправившись, она всё же позвонила матери, и, конечно же, скрыть своё пребывание в больнице, ей не удалось.
— Милая, почему ты в больнице?! — воскликнула леди Виолетт, заставив Вирджин устыдиться. Она же специально вышла на благоустроенный балкон и нарочно держала айпи исключительно напротив глаз, чтобы в голограмму не попала её больничная пижама. Но леди Виолетт определила госпиталь по кирпичной кладке!
— Со мной уже всё хорошо, мама, — поспешила успокоить Вирджин. — Просто я была слишком беспечна и… подхватила пневмонию…
— Пневмонию? Малышка, ты же никогда так серьёзно не болела, как же так получилось?! — Леди Виолетт была явно озадачена.
— Может, потому что раньше я не жила у моря? — Вирджин заставила себя улыбнуться. В оправданиях она была не сильна, но сознаваться матери очень не хотелось. Что-то подсказывало, что леди Виолетт не одобрит негласной сделки с Кирэем. — Знаешь, здесь ужасные шторма! Меня продуло на прогулке!
— Поразительно! И куда только смотрел твой омэйю! У него что, нет помощников? — Впервые на лице матери Вирджин видела столько укора. Именно это выражение заставило пойти на откровенную ложь.
— Он очень переживает! — Вирджин кинулась в защиту и не нашла ничего лучше, чем вернуться в палату: — Вот, видишь, каждый день присылает мне букет! — Она нарочно покрутила корзинку с цветами перед носом матери, чтобы та могла оценить все тонкости композиции.
Пожалуй, именно этот злосчастный букет всё-таки смог успокоить леди Виолетт, однако Вирджин зареклась звонить матери. Врать ей в глаза было поистине отвратительно. Но разве она смогла бы объяснить те трудности, с которыми столкнулась? Чтобы ей сказала мать, если бы узнала о договоре? Или о том, что Кирэй ни разу не навестил её в больнице, а сама Вирджин была тому бесконечно рада! Ведь его отсутствие избавляло их обоих от чудовищно неприятной сцены. Сколько бы Вирджин не думала, она просто не находила слов. Должна ли она оправдываться или объясняться? Элисьен наверняка уже всё доложила! А значит, он в курсе про Эри, и его молчание