«Ось» стремилась завоевать мир, методично превращая Европу в руины. Но и на них можно было заработать необходимые для выживания гроши. Как утверждает альтер эго [230] Примо Леви — герой его книги «Звездный ключ» (La chiave a stella) [231], «мы слишком поздно учимся говорить “нет” работе» [232]. Итальянцам пришлось держать строй — в военной форме или без нее.
Мне неизвестно, сколько раз Лоренцо нелегально возвращался во Францию в начале 1940-х [233]. Но, возможно, именно оттуда он однажды и попал на территорию Германии. Это кажется маловероятным, но в те годы из Франции в Третий рейх отправлялись тысячи итальянских рабочих — сначала добровольно, а потом по все большему принуждению [234].
На какой бы из трех территорий в то время Лоренцо ни трудился, он в любом случае работал на «Ось». Ехать в Италию было рискованно: мужчина его года рождения вполне мог загреметь на фронт [235]. Часть из 178 674 рабочих, вернувшихся из Франции в Италию между 1937 и 1942 годами, заключила контракт и уехала на работу в Германию [236]. Я полагаю, среди них был и Лоренцо.
Согласно его трудовой книжке, часть сведений из которой подтверждается архивами Яд Вашем, фоссанский каменщик получил работу в Аушвице через итальянскую компанию G. Beotti (о ней, к сожалению, не сохранилось никаких сведений, кроме названия). Скорее всего, поспособствовал этому кто-то из родственников — дядя или брат Джованни (бородач Джуанин) [237].
В «Лилит и другие рассказы» Примо Леви уклончиво пишет о не таком уж и добровольном выборе (к этому я еще вернусь). Немцы вошли во Францию во время непродолжительного тюремного заключения Лоренцо; они восстановили компанию, в которой он работал, и вместе с персоналом перевели ее в Верхнюю Силезию [238].
Однако в трудовой книжке Лоренцо значится, что до «Суисса» он больше месяца работал в строительной компании в коммуне Традате (в провинции Варезе в Ломбардии) и в Левальдиджи [239], в коммуне Савильяно, в наши дни известной одноименным аэропортом. В те годы его как раз расширяли под военные нужды за счет частных землевладений [240]. Заказчиком этих работ, согласно архивным материалам, выступили Военно-воздушные силы Италии [241].
Пояснение Леви относительно перевода компании не закрывает вопрос, почему Лоренцо сэкономил как минимум несколько десятков километров, выбрав кратчайший маршрут. По привычке? Ему действительно приходилось много ходить пешком, и не только по горам через границу. Нам доподлинно известно: следуя вдоль железной дороги, он в 1945 году за четыре или пять месяцев преодолел 1412 километров [242]. Но это последняя часть нашей истории. Чтобы понять ее, нам придется начать с начала и узнать Лоренцо таким, каким его увидел Примо.
2
«Если бригадир делал ему замечание, даже справедливое, он не отвечал, а просто надевал шляпу и уходил», — так Леви писал о годах, предшествовавших их встрече [243]. Предполагаю, об этом рассказывал сам Лоренцо или его родственники, которые подтвердили Энджер справедливость этих слов [244].
В сочетании со вспыльчивым характером описание придает Лоренцо [245] некую мифическую ауру, хотя вполне укладывается в общую картину. Смею предположить, что между серединой 1930-х и 17 апреля 1942 года подобное происходило не раз, — именно в этот весенний день muradur из Фоссано прибыл в Аушвиц для работы на Буну. Предприятие будет основано в октябре для производства синтетического каучука [246], бензина, красителей и так далее [247]. Buna — акроним от Butadien-Natrium-Prozess.
Если быть точным, Лоренцо попал в лагерь Leonhard HaAg [248], [249]. Сегодня персонал музея Аушвиц-Биркенау неофициально называет его Ausweis [250] («аусвайс»), чтобы разделять иностранных работников и заключенных. У первых был удостоверяющий личность документ (собственно, Ausweis) и металлическая бляха-жетон. Данные заключенных (Häftling) — хефтлингов — заносили в персональную карточку (Häftling-Personal-Karte), которую на руки не выдавали [251].
Название итальянской строительной компании G. Beotti (через которую Лоренцо оказался в Аушвице) значится в графе отправителя на трех открытках. Их Лоренцо послал с польской территории, и теперь они хранятся в архиве Примо Леви [252].
Я не знаю, кем был Лоренцо, когда уходил на заработки во Францию [253]. Он мог считаться простым каменщиком (maçon) или террасье (terrassier) — изготовителем фундаментов, каменотесом (tailleurs de pierre) или дровосеком-пильщиком (scieurs de long) — плотником, который обычно работает с напарником, особенно при прокладке железных дорог [254]. Но в польских Архивах Арользена [255], содержащих 30 миллионов единиц хранения о 17,5 миллиона жертв национал-социализма [256], Лоренце записан как Maurere — «каменщик».
Мало кто мог выдержать темп, в котором он шагал по горам. Многие, как и он, способны молча двигаться вперед и не реагировать, когда к ним обращаются [257]. Но вот умение отличить серьезное от несущественного — важное качество, даже если все считают тебя непутевым, как твой отец. Джузеппе Перроне втайне обожал своего второго сына (как будто бы стыдно любить собственного ребенка), поэтому вполне мог передать ему и что-то хорошее [258].
Лоренцо сумел не предать себя, когда вдоль железной дороги пешком возвращался в Италию. Он шел оттуда, где «люди падали замертво, словно насекомые», по словам Жана Готфрида, польского еврея из Моновица [259]. Там, в лагере, в первые минуты, дни или недели внезапно закончилась жизнь 1 100 000 человек — так же неожиданно, как началась. Четверо из пяти таких, как Примо Леви, оттуда не вернулись [260].
3
Я предполагаю, что поначалу Лоренцо часто приходилось сдерживаться и скрежетать зубами. А вот упоминаний о том, что он раздавал зуботычины, тумаки или пинки, не сохранилось, хотя и должно бы. Как впоследствии рассказывал Томсону брат Секондо, Лоренцо был «вспыльчив и обидчив» [261], однако не склонен к разрушениям. Он приехал трудиться.
Дома его никто [262] не ждал (он точно не был женат, и мне не удалось найти даже намека на то, что у него когда-нибудь была постоянная женщина). Он был здесь, чтобы работать. А труд может усложнять любые человеческие отношения и отравлять «по крайней мере так же, как и алкоголь» [263], как предостерегал Примо Леви.
Взаимодействие со спиртным у Лоренцо было, скажем так, особым. До 1942 года для него не существовало ничего более важного, чем строить, — его глубокую радость Леви описывает как «счастье создавать из ничего, видеть, как рождается шаг за шагом или появляется в один момент как по волшебству что-то новое» [264].
Физический труд учит «правильно держать лопату и другие орудия труда, правильно управлять