Финляндский вокзал. 1963
Но поздно: Хрущёв начинает борьбу с излишествами, а кроме того, в здание решено встроить наземный павильон станции метро, поэтому фундаменты его рассчитаны теперь уже совсем на иную нагрузку.
➧Баранову удается приподнять верхнюю отметку фасада на 4 метра, но это именно что аттик, декорация: никакого помещения за ней нет. Оно и в аттик-то превращается именно потому, что тянуть остекление выше — бессмысленно, освещать уже нечего. Но Баранов упрямо тащит интерколумнии вверх, и пустоту наверху приходится заполнять (спустя 5 лет после завершения строительства) барельефами, которые оказываются в роли десюдепортов, нависая чугунной тяжестью над остекленными простенками. Башня возвращается, но это уже не логичное продолжение здания, а случайная надстройка. Изрядно дематериализованная, она являет собою полупрозрачный каркас с ребристым остеклением и огромными часами. Шпиль, невыносимо длинный и тонкий (да и не шпиль, так — флагшток, антенна), бессильно царапает небо и довершает нелепость целого.
➧Но главная беда в том, что вся эта вымученная архитектура никак не помогла решить реальные проблемы: широкой улицей Комсомола вокзал оторван от площади Ленина, та не стала привокзальной, чтобы помочь разгрузить потоки, но и в парк тоже не превратилась, потому что вокруг Ленина нужна церемониальная пустота… А чтобы попасть в метро, прибывающим нужно выбираться с платформ подземными туннелями, потому что новое здание рассчитано только на убывающих [66]. При этом его главное внутреннее пространство огромно. В центре — скамейки зала ожидания, по стенам — 32 кассы, но вообще это 10 000 куб. м пустоты. Тем не менее, уже через 20 лет вокзал приходится снова расширять, возводя новое здание вдоль Боткинской улицы.
Главный зал. План
Главный зал. 1960
Главный зал. Начало 1960-х
➧Конечно, пустотой можно попенять и нью-йоркскому вокзалу Grand Central, но там это именно что главная площадь, вокруг которой на всех уровнях бурлит жизнь. А здесь она лишь на уровне касс, да и что, кроме них и киоска с газетами и газировкой, нужно дачнику? Ведь, кроме как на дачи (да в Хельсинки) отсюда никуда не уедешь. Но этот вокзал строится как совершенно новый в мировой типологии вид — как мемориальный вокзал. Поэтому пустота его священна, пространство храмоподобно, а появление в перекрытии окулюса лишний раз это подтверждает. И сам парящий купол, словно бы привязанный за четыре угла как косыночка, создает настроение приподнятости — пусть это и не полноценное возвышение, как в храме, а лишь дачное такое подпрыгивание.
Вид вокзала со стороны путей
Старое здание Финляндского вокзала. 1970-е
Инженерное решение купола-оболочки, кстати, весьма прогрессивно: это пологий свод из армоцемента (такой же, как в новых ленинградских рынках {6}), приподнятый над стенами так, что свет льется через люкарны. Вполне авангардно сделана и схема движения поездов: на огромную стену красного цвета наклеены никелированные ниточки дорог. Интересно, что в интерьере аэропорта Пулково (1951) уже был похожий ход, но там, на красной стене, именно что карта — картина, имитирующая карту бумажную, даже и с загнутыми краями. То есть между человеком и территорией — документ, официозная прокладка. А тут рельсы бегут непосредственно по стене, делая пространство ближе, а перемещение по нему — свободнее.
➧Хотя купол украшен небольшим бельведером, с площади он не виден. Он не только недостаточно выпукл, но еще и скрыт башней. Поэтому самый эффектный вид на здание — с перронов, откуда видны и купол, и башня; а еще лучше он был, пока стояло старое здание, своим рваным силуэтом составлявшее с новым очень живописную композицию. От него осталась бессмысленная аппликация, имеющая сугубо мемориальный характер: за ней планировали филиал музея Ленина. Но вместо него пригнали паровоз Н2 № 293, на котором Ленин летом 1917-го сбегал в Финляндию и в октябре возвращался, и поставили его на вечном приколе в тупике Комсомола. Это не тот паровоз, с которого вождь пересел на броневик, но всем уже лень вдаваться в такие детали — и в фильме Дамиано Дамиани «Ленин. Поезд» (1988) Ильич въезжает в Петроград не только с другим паровозом, но еще и непосредственно в «пломбированном» вагоне.
➧А тупик Комсомола в 2017 году переименовали в улицу Архитектора Баранова, невзирая на ропот общественности, полагавшей оскорблением присвоение имени зодчего, мечтавшего о созвездии ансамблей, этому никуда не ведущему тупику.
ЖИЛЬЕ I
ЛЕНИНГРАДСКИЕ ПАНЕЛИ ПЕРВОГО ПОКОЛЕНИЯ
Когда Лёва Одоевцев приехал к деду («не то Обуховка, не то Пролетарка»), «у него было такое чувство, что он попал в другой город» [67]. Но районы массовой жилой застройки не только разительно отличаются от старого Петербурга, они еще и похожи друг на друга. А равно — и на другие города. Недаром фильм «Черёмушки» (1962) снимают в Автово, а «Третью улицу строителей» из «Иронии судьбы» (1976), наоборот, в Москве. Второй фильм обиднее: два города сравнивали так и сяк два с половиной века, но заявить, что они похожи, мог, конечно, только москвич.
Восьмиэтажный дом серии «Г» на улице Седова
Кадр из фильма Г. Раппапорта «Черёмушки». 1962
➧Обида — уже в профессиональном аспекте — подкреплялась тем еще, что Ленинград был единственным в СССР городом, где все типовое жилье строилось по собственным проектам. Конечно, они мало отличались от московских, тем не менее над ними честно мозговали все лучшие зодчие: Левинсон, Сперанский, Жук, Гольдгор, Васильев. По крайней мере, на первом этапе, когда кажется, что архитектуру еще не отменили и что надо просто преобразовать в нее новые технологии. Более того — осмысленно выбрать лучшие из них. Ведь поначалу панель рассматривается лишь как один из