5-й автобусный парк. План
➧Следуя руководящим указаниям партии, советские инженеры «перенимали передовой опыт капиталистических стран», то есть находили у своих зарубежных коллег подходящие образцы, а потом перерабатывали конструкции под сборное строительство. Они добивались максимальной простоты и дешевизны изготовления, а также простоты и скорости сборки на площадке. Результат при этом неизбежно получался несколько корявым, в чем легко убедиться, сравнив интерьеры 5-го ленинградского автобусного парка с его прототипом, гаражом для автобусов в лондонском районе Стоквелл (архитекторы Джордж Эйди и Фредерик Баттон, конструктор Альфред Бир, 1951–1954): замоноличенные швы оболочку не украшают.
Дж. Эйди, Ф. Баттон. Автобусный парк в Стоквелле, Лондон. 1952
➧Но беда оказалась не в некотором эстетическом несовершенстве — в конце концов, своды и со швами смотрятся неплохо, а в том, что не оправдались надежды на многократное тиражирование однажды найденных решений. Проект Голынкина еще раз повторят в Ленинграде (парк № 6 на улице Стасовой, 14 открылся в 1972 году), бочарные своды большого пролета используют для заводского цеха в Пскове, и на этом все. Никакой экономии сборное строительство сводов-оболочек не дало. Советская стратегия строительства из максимально унифицированных сборных элементов обернулась серьезным просчетом. Пока отрабатывались технологии изготовления, транспортировки и монтажа криволинейных элементов, время железобетонных оболочек ушло.
Поперечный и продольный разрезы
➧В 1967 году группу ленинградских инженеров, включавшую разработчика бочарных сводов Вольдемара Павилайнена, наградили Государственной премией СССР за сборные железобетонные оболочки индустриального изготовления, но уже тогда начали входить в практику принципиально новые способы перекрытия больших пролетов — висячие вантовые и перекрестно-стержневые металлические пространственные конструкции. Энтузиасты бетонных оболочек продолжали по инерции настаивать, что будущее за ними, — ведь криволинейные оболочки экономят 20 % бетона и 30 % стали по сравнению с плоскими железобетонными перекрытиями! Они спорили с оппонентами, указывавшими на большие трудозатраты, и напоминали о том, что правительственное постановление 1964 года предписывало внедрять типовые оболочки по всей стране, но в их словах звучит нарастающая фрустрация. «Проектные институты не предусматривают этих конструкций» и проявляют косное отношение к ним, — сетовал в 1969 году начальник технического управления треста Главзапстрой Курочкин [161], еще четырьмя годами ранее жаловавшийся, что мероприятия по внедрению оболочек «не исполняются или всячески тормозятся» [162].
Проектная перспектива
➧Однако дело было не в чьей-то косности, а в объективной сложности изготовления криволинейных бетонных оболочек и их дороговизне по сравнению с появившимися к концу 1960-х альтернативами. Так происходило не только в СССР: во всем мире оболочки пережили расцвет на рубеже 1950–1960-х годов, когда каждый год строились десятки сооружений с перекрытиями такого типа, но в 1970-х случаи их применения уже были единичными.
➧Когда в 1974 году не желавшие сдаваться инженеры организовали дискуссию о пространственных конструкциях в ленинградском Доме архитектора, многие участники переключали разговор с безнадежной темы массового повсеместного использования оболочек на их возможности в создании уникальных зданий. Профессор Остап Василенко из Института им. И. Е. Репина отметил, что криволинейные оболочки создают «мягкие линии, которых нам так недостает в период господства прямого угла», и в качестве примера единства конструкции и художественного образа привел работы Олега Голынкина, главной из которых на тот момент был автобусный парк № 5 [163].
Общий вид. 1967
Интерьер. 1967
➧Но это все уже была лирика: для сборного строительства нужна производственная база, а руководство страны уже сделало другой выбор. В мае 1972 года вышло постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР об организации производства легких металлических конструкций — не таких красивых, как тонкостенные бетонные оболочки, но гораздо более удобных в применении. В условиях плановой экономики это был приговор: многолетняя работа ленинградских инженеров, специализировавшихся на разработке разных типов сборных бетонных оболочек, оказалась никому не нужна. Памятником ей остались буквально несколько зданий, в том числе Московский, Невский и Мальцевский рынки, бассейн на Литовской улице {10} и автобусный парк № 5 {16}.
17. БОЛЬШОЙ КОНЦЕРТНЫЙ ЗАЛ «ОКТЯБРЬСКИЙ» 1959–1967
АРХИТЕКТОРЫ В. КАМЕНСКИЙ, А. ЖУК, Ж. ВЕРЖБИЦКИЙ, Г. ВЛАНИН
ИНЖЕНЕР Н. МАКСИМОВ
ЛИГОВСКИЙ ПРОСПЕКТ, 6
ПЛОЩАДЬ ВОССТАНИЯ
Белый слон в посудной лавке, зал выстроен по модели 1930-х годов: на месте очага мракобесия — рабочий дворец культуры!
Тот редкий случай, когда Иосиф Бродский посвятил стихотворение конкретному петербургскому дому. И как на грех — гордиться совершенно нечем: «В такой архитектуре есть что-то безнадежное»! Уж лучше бы «пауком» обозвал или «баранкою размокшей». Но за меланхолической интонацией, изображающей философское отношение к советской власти и ее злодеяниям («Теперь так мало греков в Ленинграде, / что мы сломали Греческую церковь»), есть и конструктивная критика того нового, что появилось взамен старого: «Жаль только, что теперь издалека / мы будем видеть не нормальный купол, / а безобразно плоскую черту».
➧Строки эти говорят не столько о здании, сколько об авторе, который не жаловал современную архитектуру, а «самым прекрасным зданием города» считал Биржу. Потому что «плоской чертой» отмечена масса достойных зданий, а культ питерской «небесной линии» даже и предполагает, что здания не должны ей перечить. Но еще удивительнее, что с 25-летним тунеядцем во многом солидарна профессиональная пресса. Неуместность и немасштабность здания видят все с самого начала. При этом критики пытаются быть лояльными, используя тот же ход, что и в случае с московским Дворцом съездов: что сам по себе дом хорош, но не там. Говорят, первый секретарь обкома просто ехал мимо и ткнул пальцем: «Стройте здесь!» [164] Так ли, нет ли, но важен сам факт существования этой байки: нужно же хоть как-то объяснить это абсурдное решение.
➧И хотя город действительно остро нуждался в большом современном зале, логично перевести стрелки еще выше: годы проектирования БКЗ совпадают с пиком хрущёвской борьбы с религией. Начавшись с секретного постановления ЦК КПСС от 4 октября 1958 года, кампания продолжалась 6 лет: было закрыто 10 000 храмов (половина от всех действующих), церкви стали ломать — чего не было с войны, когда Сталин заключил с церковью перемирие. В Петербурге главными жертвами новых гонений стали