Дитрих Бонхёффер писал эти строки в нацистской Германии, но наступление хамства в истории периодически принимает разнообразные идеологические и политические формы, в том числе рыночно-демократические. Поэтому и спустя десятилетия призыв расчистить и высвободить погребенный в глубине души опыт качества не теряет своей актуальности.
Д. Бонхёффер впрямую предупреждает об опасности заигрывания с хамом, подлаживания под быдло. А М. С. Казиник, вслушиваясь в «Картинки с выставки» М. П. Мусоргского, улавливает весь спектр современной музыкальной культуры: от грубого примитива музыки «БЫДЛА» до импрессионистических созвучий «ТЮИЛЬРИ».
Оба, и Казиник, и Бонхёффер, видят путь высвобождения опыта качества в обращении к тишине. Но именно этому обучает детей сызмальства Т. А. Рокитянская; на одном из занятий она приучает своих воспитанников слушать тишину. «Звук должен покоиться в тишине, как драгоценный камень в бархатной шкатулке» [110], – говорил Генрих Нейгауз. Для этого существуют паузы и ферматы. Почти семьдесят лет назад, в 1952 году, американский композитор Джон Кейдж, задумавшись о первооснове музыки в целом, создал композицию «4’33’’», при исполнении которой слушатели на 4 минуты и 33 секунды погружались в тишину зала, где не раздавался ни один звук. И тогда люди начинали слышать другие звуки… Оказалось, что эта тишина – не полная, что при остром вслушивании можно слышать нечто другое. Это могут быть минимальные вибрации внешних звуковых волн (физика) или наши внутренние представления какой-то мелодии (психика, физиология)…
Интересно, что, как показали недавние исследования Стэнфордского университета, интенсивнее всего мозг работает, когда мы слушаем тишину.
Музыка и слово
Профессиональным инструментом педагога, какой бы предмет он ни преподавал, всегда является слово. Соотношение музыки и слова – тема деликатная. Великие музыканты убеждены, что хорошая музыка в слове не нуждается. Гениальный Святослав Рихтер утверждал: «Хорошая музыка в хорошем исполнении не требует никаких слов – она дойдет до любого человека».
Это убеждение разделяет и М. С. Казиник: «Любить музыку – значит играть ее или наслаждаться ею, слушая. Всякое слово убивает музыку как Космическую гостью.
Самое великое счастье я испытываю, когда в одиночестве часами играю на скрипке, рояле. Я чувствую такие контакты с НЕИЗЪЯСНИМЫМ. Или когда я слушаю музыку.
Я ухожу так далеко от этого однообразного, примитивного мира, где нужно питаться четыре раза в день и желательно в одно и то же время.
Где нужно спать не менее семи часов. Где нужно регулярно обзванивать каких-то там не очень близких знакомых, чтобы не вызвать у них обиды» [111].
Музыкант Казиник в слове не нуждается. Педагог-популяризатор Казиник – им виртуозно владеет. Мало того, взвешивая на весах слово и музыку, он проверяет себя в ходе педагогического эксперимента.
Всем известно, что исполнение Рихтера не просто хорошее, но совершенно гениальное. И музыка на предстоящем концерте должна быть самого высокого качества – поздние фортепианные сонаты Баха. Используя все свои связи, М. С. Казиник достал четырнадцать билетов и вручил современной молодежи из московского ПТУ. Он справедливо полагал, что ни один из молодых людей никогда не был на концерте Рихтера и никогда не слышал поздних бетховенских сонат. После концерта собрал письменные отзывы ребят.
Результаты эксперимента были ужасающие. Ни одного из пэтэушников гениальная музыка и не менее гениальное исполнение «не прошибли».
Тогда педагог Казиник договорился с ребятами о встрече в небольшом помещении с роялем и проигрывателем. В тот вечер они общались долго, никто никуда не спешил. Они говорили о жизни, о Бетховене, о смерти, о любви. Постепенно перешли на поэзию. Говорили о том, чем слово в стихе отличается от слова в жизни. А когда Казиник начал играть вторую часть Тридцать второй сонаты Бетховена, то мгновенно почувствовал, что музыку и слушателей объединяет ток величайшего напряжения. Затем создали полумрак: погасили свет, зажгли свечи и включили запись великого Святослава Рихтера.
«И произошло чудо.
…После окончания музыки ребята стали единогласно и вполне серьезно утверждать, что „тот дядька“ этой музыки не играл. Тот просто стучал