Грехи отцов - Уильям Кафф. Страница 14

Нечего рассказывать последующее. Я поступил так, как поступают в подобных случаях все честные люди: разыскал ее, представился ее отцу, объяснился и сделал предложение. До сих пор я верю, что тогда она действительно любила меня. Страстная и увлекающаяся, она на несколько времени искренно увлеклась красивым, неглупым, неиспорченным и боготворившим ее человеком. Зачем я не пустил себе пулю в лоб, вернувшись домой после одного из блаженных вечеров, проведенных с моей красавицей-невестой, когда мы строили планы нашей будущей семейной жизни? Но если бы тогда предо мною приподнялась завеса этой будущности, то я в ужасе отвернулся бы и… все-таки не поверил бы в возможность превращения моего чистого ангела в то, чем он был на самом деле! В чаду любви, в страстном нетерпении дожидался я дня нашей свадьбы. Наконец, мы стали супругами. До свадьбы она жила с своим отцом, старым жуиром и эгоистом, только и мечтавшим, как бы ему повыгоднее сбыть с рук дочь и самому устроиться на счет зятя. Не знаю, правда ли, но он говорил мне, что у Аделины было много женихов, но она всем отказывала, презирая брак по расчету, и желая выйти замуж только по любви. Я в душе презирал старикашку и, чтобы отделаться от него, обеспечил его так, что он мог жить весьма прилично отдельно от нас. Мать Аделины умерла за несколько лет пред тем. О ней редко упоминалось вообще, и я не расспрашивал, но позже, гораздо позже узнал, что она была развратница и пьяница, и что муж выгнал ее из дому вскоре после рождения Аделины. Печальный закон наследственности подтвердился на дочери, и отец ее с намерением тщательно скрывал свои семейные обстоятельство от претендентов на ее руку. Средства у них были ограниченные и, несмотря на необыкновенную красоту, Аделине не хватало именно обстановки, для того чтобы сделаться в обществе звездой первой величины. Наш брак дал ей эту возможность. Первые два месяца прошли как волшебный сон; мы беззаветно отдавались нашему блаженству, но увы! какое это непрочное, обманчивое блаженство! Потухает первый пыл безумной страсти — и просыпается духовная, высшая половина нашего существа, требующая себе отклика в любимой женщине и жестоко страдающая, не находя его. Так было со мною. Я жадно искал в ее душе чего-то недостававшего в ней; сознание этого отсутствия заставляло меня мучительно содрогаться, и я старался забыться в чаду новых наслаждений. Что чувствовала и думала она, я не знаю. Едва ли вообще она думала о чем-нибудь, кроме своей красоты, выездов и нарядов. Мы были богаты, и она могла удовлетворять всем своим прихотям. Скоро она сделалась известной в обществе своим уменьем одеваться и блестящим остроумием, что, в совокупности с ее красотою и положением, давало ей неоспоримое право первенства во всех гостиных. Сначала я был рад ее успехам; в нашем доме собирались лучшие представители аристократического, литературного и художественного кружков, и все одинаково восхищались моей женою. Но мало-помалу общество это как будто просеялось: выдающиеся по уму и талантам личности стали появляться у нас реже; их заменили люди более веселые и развязные, но и более пошлые, заурядные. Аделина сама начала посещать такие семьи, о которых прежде отзывалась с пренебрежением. Но вечера и обеды продолжались; счеты от портных и модисток сыпались по-прежнему, и по-прежнему Аделина беспрерывно выезжала. Так прошло два года. У нас родилася дочка, Энид, прелестная малютка с материнскими глазами. Занятая светскою жизнию, Аделина мало обращала на нее внимания, но я каждый день подолгу сидел в детской, нянчась и играя с нею. В этот период я уже успел прийти к горькому убеждению, что в нравственном отношении между мною и моей женой не существует ни малейшей связи. Но обаятельная красота ее по-прежнему держала меня в цепях, и в ее присутствии я был рабом ее взгляда и улыбки. Только оставаясь один, умел я разобраться в своих ощущениях и знал, что нас соединяют лишь узы плоти, но не духа. Не могу пожаловаться на нее за эти два первые года: она была ласкова, внимательна, нежна ко мне. Видимо, я нравился ей и она часто прибегала к кокетству, чтобы еще больше разжечь мою страсть, на которую она отвечала такою же страстью. Как я уже сказал раньше, у меня было обеспеченное состояние, но всякое состояние должно было рухнуть от такой расточительности, как наша. Насколько Аделина сорила деньгами для приемов, выездов и нарядов, настолько же я тратил и проигрывал на скачках и в карты. Пока были деньги, все долги уплачивались немедленно и наличными, что упрочило за мною славу миллионера. Миллионером, разумеется, я далеко не был, но ненавидел быть должным кому бы то ни было, в противуположность обыкновению большинства людей оттягивать уплату насколько возможно. Поэтому, когда появились у меня первые денежные затруднения, мне был открыт широкий кредит у моих друзей. На первых порах я воздерживался от займов и лишь просил жену сократить расходы, сам отказавшись от многих привычных удовольствии. Аделина надула было губки, но подумав, через несколько минут согласилась со мною, обещав непременно