Шрёдер был лошадкой другой масти. Человек скромного происхождения, добившийся всего сам, он стал первым канцлером Германии, дружившим со средствами массовой информации, и привлекал внимание блестящими волосами, четвертой женой, сигарами Cohiba и итальянскими костюмами – несмотря на то, что он рос в 1960-е, у него не было ни одной пары джинсов. Харизматичный Шрёдер получил в наследство не только издержки воссоединения, но и его возможности. Народ, как он заявил в своем первом обращении в качестве канцлера в 1998 году, уполномочил его и его коалиционное правительство SPD и “Зеленых” “вести Германию в следующее тысячелетие”. Пришло время Германии действовать с “самоуверенностью зрелой нации”2.
У Ангелы Меркель не было ни харизмы Шрёдера, ни феодальных инстинктов ее покровителя Коля. Дочь пастора и физик по образованию, она выросла в ГДР. Когда она пришла в политику в 1989 году, ей было уже тридцать пять лет. За десять лет она поднялась на вершину CDU, совершив беспрецедентно стремительный взлет. Чего у Меркель действительно было в избытке, так это хладнокровия. Обладая аналитическим умом, она преодолевала самые сложные проблемы и тщательно взвешивала варианты, пока не обнаруживалось наименее плохое решение. То, что кому-то казалось осторожным и мудрым, у других вызывало сомнения, обогатившие немецкий язык новым словом merkeln. Еще один парадокс истории заключается в том, что именно не склонная к риску и скромная Меркель оказалась в эпицентре бури, требующей энергичного руководства и быстрых действий, как в случае глобального финансового кризиса и кризиса еврозоны, так и в случае пандемии. Оба раза она действовала решительно и совершила резкие развороты, которые поставили Германию на отдельный от остальной Европы путь, остающийся спорным и по сей день, – поэтапный отказ от ядерной энергетики после катастрофы на японской АЭС в Фукусиме в марте 2011 года и открытие границ для беженцев в 2015-м.
Народная революция
ГДР в начале 1989 года напоминала заснеженную гору после дождя. Внешне покрытый снегом склон выглядел безопасным. Режим контролировал ситуацию, пользовался международным признанием и готовился отпраздновать 7 октября свое сорокалетие. Несколько тысяч человек в кругах сторонников мира и гражданских прав вряд ли представляли реальную угрозу и находились под пристальным наблюдением Штази. Однако внутри начатая новым советским лидером Михаилом Горбачевым перестройка подтапливала снег. Тысячи восточных немцев, которые летом 1989 года искали убежища в посольствах Западной Германии в Праге и Будапеште, стали лавиной, которая сметет ГДР.
Перестройка и гласность возникли в 1985 году как попытка реформировать советскую экономику и спасти коммунизм, но закончились выборами весной 1989 года и распадом Советского Союза. Горбачев придал смелости реформаторам всего Восточного блока. Однако их сила по отношению к своему режиму заметно различалась. До 1989 года в ГДР не было ни массового движения, такого как Solidarność (“Солидарность”) в Польше, ни гражданского общества в масштабе Чехословакии с ее “Хартией-77”. Когда диссиденты становились слишком беспокойными, их депортировали в Западную Германию.
Возможно, именно отсутствие критической массы противников дало лидерам SED фатально ложное чувство безопасности. В то время как Венгрия проводила реформы сверху, немецкие лидеры упирались. Как объяснял в 1987 году главный идеолог SED Курт Хагер: “Только потому, что ваш сосед меняет обои, чувствуете ли вы себя обязанным ремонтировать и свою квартиру?”3 У аналогии был один недостаток. Советский Союз был не просто соседом: он был еще и экономкой, и охранником. В прошлом он спешил поддержать соседей, когда дела шли наперекосяк, – отсюда доктрина Брежнева о военной интервенции. Горбачев объявил новые правила по дому: соседи теперь предоставлены сами себе. В отличие от 1953 года, по улицам больше не будут катиться советские танки, чтобы спасти ГДР4.
В 1988 году 30 тысяч граждан Восточной Германии получили разрешение переехать на Запад. Кроме того, 10 тысяч человек пересекли границу незаконно – вдвое больше, чем в предшествующем году. К июлю 1989 года на рассмотрении находилось около 133 тысяч заявлений на выездную визу. В прошлом режим использовал изгнание как клапан для сброса сдерживаемого давления. По мнению Эриха Хонеккера, люди, попиравшие “наши моральные ценности”, исключили себя из социалистического сообщества и “не стоили того, чтобы проливать слезы”5. Проблема заключалась в их растущем числе, напористости и опыте. Каждый ушедший оставлял после себя брешь, напоминавшую всем остальным о безнадежности их жизни: закрылась еще одна врачебная практика, заколочена мясная лавка. Те, кто ждал разрешения, больше не впадали в отчаяние, а собирались на городских площадях и привязывали белые флаги к своим машинам. С 1982 года в средневековой церкви Святого Николая в Лейпциге каждый понедельник проводился небольшой молебен о мире, за которым следовала прогулка по старому городу. К марту 1989 года к небольшой группе борцов за гражданские права присоединились несколько сотен претендентов на выездную визу.
Возможность въехать в Чехословакию без визы (с 1972 года) или в Венгрию с простым разрешением на поездку (Reiseanlage) создала новые возможности. К июлю 1989 года первая группа граждан ГДР нашла убежище в посольстве Западной Германии в Будапеште. 11 сентября Венгрия нарушила правила. Вместо того чтобы останавливать людей на границе с Австрией и возвращать их в ГДР, им разрешили отправиться дальше в страну по их выбору. В течение нескольких дней около 18 тысяч человек уже были в пути. Посольства Западной Германии и коммунистические пограничные переходы превратились в ворота к свободе. Все больше и больше восточных немцев решали – “сейчас или никогда”. К тому времени, когда ГДР приостановила действие разрешений на выезд, тысячи людей уже уехали. В конце сентября посольство в Праге было битком набито более чем 3 тысячами восточногерманских беженцев внутри и еще несколькими тысячами, разбившими лагерь на территории. Под советским давлением Хонеккер уступил и 1 октября разрешил им уехать на Запад.
Однако ГДР настаивала на том, чтобы по пути поезда с беженцами проходили через ее территорию – демонстрация национального суверенитета, которая приводила к обратным результатам. Сотрудники Штази, солдаты и полиция пытались оцепить вокзалы, куда теперь стекались люди. В районе Карл-Маркс-Штадт более 3 тысяч отчаявшихся людей пытались запрыгнуть в специальные поезда, направлявшиеся из Праги в Хоф в Баварии. За