Wiedergutmachung изменило моральный ландшафт послевоенной Германии. Преступления немцев были настолько чудовищными, что компенсация не могла быть чем-то большим, чем частичным стремлением. Оставалось принять решение о многом: о ее целях, условиях и прежде всего о том, кто несет ответственность. Все перечисленное в первые послевоенные годы претерпело радикальное переопределение. Вначале были попытки личного возмездия: виновные нацисты должны были выплатить компенсацию своим жертвам. Это было ближе всего к слиянию правового, финансового и морального урегулирования и обещало жертвам общественное удовлетворение за счет того, что их обидчики будут наказаны за совершенные ими преступления. Однако масштабы немецких преступлений и соучастия в них означали, что личный расчет не представляется реалистичным подходом. Вместо этого в начале 1950-х годов Wiedergutmachung стало предметом спора между жертвами нацизма и западногерманским государством. Оно также оказалось обставлено исключениями (ничего для негерманских жертв или разрушений, связанных с войной), но предусматривало компенсацию и пенсии для бывших узников лагерей, имевших немецкие корни. Что случилось с нравственностью при этом перекладывании ответственности с индивидуальной вины на общественный кошелек? Это, безусловно, избавило от ответственности многих виновных немцев лично и позволило еще большему числу пассивных наблюдателей избежать неудобных вопросов об их собственном соучастии теперь, когда ответственность взяло на себя государство. Подневольные рабочие, цыгане и другие группы жертв были изгнаны из коллективного сознания. Социалистическая Восточная Германия полностью обошла индивидуальные претензии и ограничила компенсацию коллективными репарациями Советскому Союзу.
В этой истории много неудач, препятствий и несправедливости. Однако было бы неправильно видеть в ней полную аморализацию. Лишь немногим жертвам досталось удовольствие увидеть раскаяние своих мучителей. Но компенсационные выплаты также не были полностью анонимными транзакциями. Многие жертвы рассматривали компенсацию – каким бы медленным, частичным и болезненным ни был этот процесс – как официальное признание того, что с ними поступили несправедливо и что справедливость восстанавливается. В свою очередь, для Федеративной Республики Wiedergutmachung было центральной частью вновь обретенной общественной морали. Мораль и Realpolitik часто рассматривались как враги, но в случае с Германией Аденауэра они находились в симбиозе, обе работали над интеграцией новой страны в западное сообщество. Внутри страны Wiedergutmachung было частью пакета социальной интеграции, который одновременно реабилитировал денацифицированных госслужащих и компенсировал немцам их потери в войне. Выжившие получили возмещение, но только после того, как немцы признали себя достойными жертвами. Вкус у этого отвратительный. Однако с политической точки зрения сомнительно, чтобы одно могло произойти без другого. Взяв на себя их претензии, новому государству удалось выплатить компенсацию выжившим евреям, не наказывая и не отталкивая большое количество бывших нацистов. В то время многие немцы надеялись, что государственная компенсация раз и навсегда подведет черту под виной в их моральном гроссбухе. На самом деле в последующие десятилетия произошло обратное, и в этом заслуга Wiedergutmachung. Стало легче противостоять прошлому и говорить о вине и примирении, когда государство приняло на себя публичную ответственность за преступления нацистов, люди обрели опору в жизни, и большинству немцев больше не нужно было беспокоиться о личном возмездии.
Что оставалось редким, так это искупление. Как писал в то время австрийско-еврейский и израильский философ Мартин Бубер, истинное искупление (Sühne) предполагает нечто большее, чем просто очищение души: оно требует от человека изменить свое отношение к миру151. Но это было дорогой, пройти по которой решились лишь немногие немцы.
10. Воссоединение. Первый ряд: Сюзанна Фогель (справа), ассимилированная немецкая еврейка, пережившая войну благодаря браку с “арийцем”, и ее кузина нн, сумевшая эмигрировать до войны – сначала в Турцию, затем в США; второй ряд: зять, кузен и муж Сюзанны. Вероятно, Кассель, Германия, 1960 г.
11. Кадр из фильма “Убийцы среди нас” (1946) с Хильдегард Кнеф и Эрнстом Вильгельмом Борхертом, который раскрывал зрителям глаза на военные преступления, совершенные немецкой армией. Фильм демонстрировался во время Нюрнбергского процесса, и его видели более 6 миллионов немцев.
12. “Когда ты вернешься?” – плакат, приуроченный к Неделе памяти военнопленных, 1953 г.
13. Жители Восточной Пруссии бегут от наступающей Красной армии по Балтийской косе через море в начале 1945 г. в попытке добраться до территории, еще остающейся под контролем нацистской Германии. Около 12 миллионов немцев были вынуждены покинуть свои дома или были изгнаны из Восточной и Центральной Европы.
14. “Силезия обращается к миру”: канцлер Конрад Аденауэр выступает с речью перед изгнанниками на собрании в 1959 г., где те вспоминали о своей родине, переданной Польше союзниками-победителями по итогам Потсдамской конференции в августе 1945 г.
Часть вторая. Одна нация, два государства. 1949–1989
Глава 5. Дом демократии. Либеральный, но в рамках
Построить демократическую страну на руинах фашизма было непросто. В июле 1948 года западные союзники начали работу над этим, уполномочив премьер-министров в своих оккупированных зонах созвать собрание для разработки демократической конституции. Приняв Основной закон (Grundgesetz) в 1949 году, Западная Германия заложила прочный фундамент. Новая конституция защищала граждан от государства. “Достоинство человека неприкосновенно”, – гласило первое предложение. Каждому человеку гарантировалось право на свободное развитие своей личности, свободу выражения мнений, свободу объединений и равенство перед законом, включая равные права для мужчин и женщин. Эти основные права были объявлены неотчуждаемыми и гарантируемыми “законом прямого действия” (статья 1, пункт 3). В то время было соблазнительно представить эти права как разрыв с конституцией неудавшейся Веймарской республики, хотя на самом