– Почему?.. – начала она, но не справилась с подошедшей к горлу отрыжкой.
Куница чувствовал себя намного лучше и ужасно этим раздражал.
– Ну, там у них нелады. Синяки-Иголки – это, что называется, оппозиция. Спроси лучше Бруно, он разбирается.
«А зачем улей бросать в муравейник?» – почесав нос, подумала Итка. Представила себе результат этого действия и запоздало рассмеялась. Моргнула. Открыв глаза, поняла, что светлое овальное пятно, которое она видит, – это лицо Куницы.
– Надо же, – усмехнулся он, – как тебя плющит. Ну, поспи, а я печку пойду затоплю. Холод тут собачий.
Она хотела ответить, открыла рот, а потом запрокинула голову и провалилась в темноту.
Итка очнулась оттого, что дышать стало трудно. Дернувшись, осознала: она завернута в ткань, как мертвец, а правое плечо упирается в чужое холодное тело. Итка боялась поворачивать голову, но плотный саван мешал сделать вдох, и пришлось взглянуть на своего соседа.
Огромными распахнутыми глазами неопределенного цвета на нее смотрела молодая женщина. Итка попыталась отодвинуться и случайно коснулась длинной окровавленной рубашки. Женщина не дышала вовсе.
– Оставь его, – странным голосом протянула она. – Прошу тебя, не надо мести. Останови кровь… Так больно…
Итка в ужасе оттолкнула ее от себя, хотела разорвать саван, наконец, задышать. Выпученные глаза женщины растаяли, как коровье масло, и обнажили пустые глазницы. Обтягивающая череп кожа высохла, сошла хлопьями. Итка закричала и очнулась по-настоящему.
– Ты чего? – спрашивал Куница, осторожно ее расталкивая. – Ты меня слышишь, Итка?
Она слышала. Зажмурившись, спрятала лицо у него на груди.
Жуткое видение растворилось в тепле. Пощекотал кожу волчий мех плаща. Дрожь унялась. Куница запустил пальцы в спутанные волосы Итки. Она подняла голову и коротко коснулась губами его губ.
– Скромно, – хохотнул Куница и поцеловал ее как следует. – Не бойся. Все будет хорошо.
Какие простые слова – и как сильно Итка нуждалась в том, чтобы кто-нибудь их произнес.
Позже она осознавала себя лишь яркими вспышками; все остальное время телом владели чувства – хищные, безрассудные, обостренные. «Я ничего не понимаю в любви», – думала Итка в те редкие моменты, когда могла думать. Забывшись до рассвета, не видела снов.
Ее разбудил ласково-колючий холодок по коже. Итка открыла глаза: печка остыла. Куница натягивал рубаху. Просунув голову в воротник, заметил, что Итка проснулась, и сказал без улыбки:
– Давай скорее. Неладно что-то.
Со двора доносился шум: ругань на хаггедском и лошадиное ржание. Одевшись, Итка с Куницей выскочили на улицу и едва не попали под горячую руку Саттара.
– Я же, драть его кобылой, говорил! – орал он, захлопывая дверь амбара.
Оттуда тянулась вереница кровавых следов. Итка осторожно заглянула внутрь: на соломенной лежанке, раскинув руки, словно для объятий, лежал окровавленный труп хранителя Авни.
– Угомонись, – мрачно буркнул Бруно. – Мы ее найдем.
Больно кольнуло в груди, едва не вырвалось: «Зофка! Я совсем о тебе не подумала». Итка снова ощутила грызливую злость: позволила себя напоить, одурманить, собственными руками собрала ту дурацкую траву. Сидящий на стенке колодца Гашек осматривал всех совершенно пустым взглядом. Обычно это означало, что он напряженно думает.
Немтырь вошел в амбар с отрезом ткани в руках. Итка вздрогнула, вспомнив ночное видение.
Танаис, стоявшая лицом к распахнутым воротам, развернулась и быстро-быстро зашипела что-то на хаггедском наречии. Куница тронул Итку за плечо.
– Сейчас увидишь, что такое улей в муравейнике, – шепнул он и побежал к коновязи.
Итка безотчетно последовала за ним. В мгновение ока все, кроме Немтыря, оказались верхом и при оружии. Бруно оглянулся, нашел глазами Итку и Гашека и хотел что-то сказать, но лишь покачал головой, тронул пятками бока буланого и первым выскочил на мост.
Ханза бросилась через лес, в погоню.
Ветер свистел в ушах, трепал распущенные волосы. Когда в изрезанном голыми ветками утреннем свете замелькало грязно-желтое платье, Итка придержала кобылу, чтобы не вылететь из седла.
Бедная Зофка бежала, не оглядываясь, и цеплялась за коряги испачканной в крови юбкой. «Что он с тобой сделал, – чувствуя, как шевелятся волосы, подумала Итка. – Что мы с тобой сделали…»
– Стойте! – закричала она опередившим ее всадникам. – Подождите! Не надо!
Итка проехала несколько шагов, и солнце вдруг засветило прямо в глаза. Она прикрыла лицо ладонью и крепче схватила поводья. Вороная кобыла сама, без понуканий, решила немного подвинуться вправо. Там, откуда она ушла, тут же вошло в землю короткое копье.
Итка услышала недобрый смех Куницы и без раздумий помчалась вперед.
На широкой поляне в грязи умирала, раненная дротиком в шею, Красавица. Вокруг нее сошлись в неистовой схватке звери и люди; Итка заметила несколько синих шапок, заткнутых за пояса. Злые, поджарые охотничьи псы защищали от ханзы незнакомцев.
За дубовым стволом спряталась выбившаяся из сил Зофка. Итка пригнулась к шее вороной, уклоняясь от летящего копья.
Против ханзы дрались и женщины, воительницы-иш’тарзы. Одна из них снова прицелилась, чтобы бросить дротик. С дерева на нее прыгнул мелкий зверек, впился в щеку острыми зубами.
«Куница, – угадала Итка. – Спасибо».
Она нашла взглядом Гашека, которого отрезали от остальных два грозных «синяка», и потянулась за луком и стрелами. Итка решила последовать примеру товарищей и оставить лошадь, чтобы не испытывать удачу с колдовскими собаками. Без всадницы вороная тут же сообразила ускакать прочь.
Гашек неуклюже ткнул перед собой копьем и чуть не лишился руки. Высунувшись из укрытия в зарослях, Итка сделала первый выстрел, и на этот раз Гашек справился. Второй «синяк» обернулся и получил стрелу в основание шеи. Врагов осталось по одному на каждого в ханзе – и еще охотничья псина. «Ну, давайте, – разгорячившись, думала Итка. – У меня для вас полный колчан».
Одна из воительниц яростно зашипела по-хаггедски – Танаис ничего не ответила, а Саттар показал неприличный жест. Затем незнакомая женщина взглянула на Итку. От этого взгляда защекотало спину.
Положив стрелу на тетиву, Итка ждала – сама не зная, чего. Агрессивно рявкнула у ног хаггедки гончая. Итка решилась, выстрелила и ощутила вкус крови во рту. Воительница упала навзничь. Собака прижала острые уши. Забилось быстрее сердце. Потерявший шапку в бою «синяк» издал возглас удивления, который тут же утонул в отчаянном вопле: гончая вцепилась хаггедцу в воротник.
Куница глухо охнул и опустил занесенный для броска топор: в остром плече выросла стрела. Итка даже не поняла, когда последняя иш’тарза успела выстрелить, но сделать это еще раз ей не удалось – Танаис оказалась ловчее.
Остался один «синяк», чью смерть Итка уже не увидела: позабыв о собаке, которую тоже зарезали, осматривала