Полосу света темной стрелой пересекает нетопырь, под ногами мешается чей-то труп. «Жильма, твою мать! – зовет Бруно срывающимся голосом. – Горун!» Смельчак не отзывается, а на пиршественный стол падает оторванное черное крыло.
Марко выбивает дверь и слепнет от ударившего в глаза серебристого света: дождь успел закончиться, позволив неприветливому солнцу выглянуть из-за туч. Они ставят засов на место, и Марко понимает, что умрет, если прямо сейчас не глотнет воды; на коленях он подползает к луже и пьет из нее, как взмыленный конь. Бруно ложится на спину у крыльца длинного дома и истерически смеется: «Мать твою, даже Горушка! Что ж за… ха-ха-ха-ха!»
Когда они добираются до своих, Марко задает волнующий вопрос: «Почему я, а не он?» – не представляя, каким может оказаться ответ. Бруно поправляет повязку на свежей – несерьезной – ране, всматривается цепкими зелеными глазами и вдруг говорит: «Потому что я здесь по поручению твоего брата».
Марко прочищает горло: «Тебя прислали за мной следить?» Потирая вплетенную в волосы бусину, Бруно мотает головой: «Это никак с тобой не связано».
«Гребаный подсвечник, – думает Марко, а вслух спрашивает: – Тогда с чем?»
Итка вскинула голову.
– Он искал амулет, который дает силу десяти медведей?
– Если бы только десяти, – очень сухо произнес Марко. – Как много ты знаешь о колдовстве?
«Знаний никогда не бывает достаточно», – сказал Бруно, подводя итог одной из своих баек. Итка сделала глубокий вдох. В ушах забилось еще одно, маленькое сердечко. Мышка забралась наверх по ножке стола и прыгнула прямо в ладонь; Итка почесала крохотную голову пальцем. По повисшей в воздухе напряженной тишине стало очевидно, что Марко расценил знак верно. Отпустив мышь восвояси, Итка решила спросить о другом:
– Зачем Гельмуту понадобился этот амулет?
Марко как будто очнулся от оцепенения.
– А почему люди ищут власти? Гораздо важнее, зачем он теперь нужен Бруно. Он говорил тебе, что его мать была хаггедкой?
Итка отвела глаза, через бойницу заметила, как взметнулся черный конский хвост, и подумала: «Нужно тебя напоить. Вдруг ты только выглядишь такой безразличной, а на самом деле тебе нужна забота».
– Не говорил. Но я подозревала.
– А о том, что мы с ним почти год воевали бок о бок? – Итка только беззвучно открыла рот, Марко поджал губы и цокнул языком. – После случившегося Бруно не перестал думать о задании, но решил на время остаться в армии. В походе я узнал его достаточно. Уверен, теперь он убивает берстонцев с таким же задором, с каким резал хаггедцев. Он поделился со мной своей историей от самого детства до смерти отца, не называя никаких имен. Кроме одного – имени любимой женщины, которая помогла ему бежать из замка прежде, чем люди мачехи до него добрались. Когда Ветта сказала, что хочет назвать сына Войцехом, я подумал, будет правильно дать этому имени новую жизнь. Хорошо, что Свида исполнил мою волю. И хорошо, что ты не родилась мальчиком.
«Иначе ты и меня презирал бы, как Войцеха», – подумала Итка. В ее голос просочился яд:
– Может, тебе будет отрадно знать, что дядька страшно мучился перед смертью?
– Да, – прямо ответил Марко, – он это заслужил. Недостойный и мерзкий был человек.
Итка сорвалась.
– Ты меня бросил! – выкрикнула она ему в лицо. – Ушел и оставил ребенка на такого человека! Именно этот недостойный человек был рядом со мной, когда погибла бабушка!
– Я тоже там был, – спокойно возразил Марко. Она не спросила, как это вышло: он хотел рассказать все сам. – После поражения в Клюквенной пади, за год до конца войны, я перестал спать, потому что каждую ночь ко мне приходила Ветта. Звала на помощь, плакала, умоляла ее навестить. Я думал, что могу с этим жить, но потом мои сны превратились в кошмары. Ветта выла не своим голосом, корчилась в мучениях, впивалась мне ногтями в лицо. Это продолжалось неделю за неделей, и однажды я сдался. Покинул лагерь в темноте и помчался на запад, к ее кургану. Когда приехал в Ольху, она уже горела. До госпожи Берты я добраться не смог, только Гашека оттащил подальше от огня. Он был такой чумазый, что я даже не сразу его узнал. А тебя…
– Теперь я это помню, – сказала Итка. Как бы ей хотелось, чтобы Гашек мог быть здесь сейчас. – Почему ты не остался?
– Потому что я дезертир, – дрогнувшим голосом ответил Марко. – Недостойный, ничем не лучше Войцеха. Я бросил меч и навсегда потерял честь. Как можно после такого вернуться домой? – Боль, с которой он произнес эти слова, отозвалась в Итке, как собственная. – О мире с Хаггедой я узнал, наверное, позже всех, и дела стали только хуже. Я искал смерти, которая имела бы хоть немного смысла – по крайней мере, больше, чем моя жизнь. Но получилось так, что я вытащил на берег человека, который едва не утонул в болоте вместе с груженным трофеями конем. Я представился чужим именем и не смог отказаться, когда он позвал меня к себе на службу. По дороге господин Артуш без умолку болтал о жене: как встретил ее много лет назад, как она была богата и благородна, а он отважен и влюблен. Рассказывал, что добивался ее руки, принося на блюде одну за другой головы хаггедских воительниц. Когда подъезжали к замку, тыкал пальцем в башню, с вершины которой она выкрикнула «да». Так я попал в Сааргет.
Итку передернуло: «Бруно, сааргетский ублюдок». Она почти ощутила на себе прожигающий взгляд его зеленых глаз.
– Ты знал, что это за место?
– Выяснил через некоторое время. Артуш сделал меня начальником стражи, и один из моих подчиненных обмолвился, что здесь когда-то заживо сожгли женщину, любовницу господского ублюдка. Постепенно все встало на свои места. Сразу после свадьбы сестра Бруно объявила награду за его голову – поэтому он так внезапно исчез на одной из наших стоянок. Я спрашивал Артуша, чем все кончилось, и из его слов понял, что она своего добилась. Им не стоило знать о моем знакомстве с Бруно, а вот о том, кто я такой, они догадались быстро.